Она не отозвалась. Зато из-за кабины грузовика вышел волк. В лунном свете он казался огромным. Костя сунул руку в карман и взвесил фонарик. Не очень, но если не промахнуться и угодить в морду, можно испугать зверя. Главное, не подпустить к себе слишком близко. Или ретироваться в машину и запереться? Но тогда он оставит Анну на произвол судьбы — у неё до сих пор открыта дверь. Она явно не видит волка. И не слышит его — может, она в обмороке или что ещё похуже…
Костя достал фонарь и сделал пару шагов к волку. Слишком далеко, не попадёт. Ещё шаг, два. Рука дрожала от напряжения, и вот он швырнул. Волк бросился в сторону, и фонарь пролетел мимо. Костя схватился за нож. К чёрту, что маленький. Другого нет! Волк приближался слишком медленно, будто кот, знающий, что мышка уже никуда не денется. Костя выставил нож перед собой. Солнца нет. Не ослепить. И фонарь лежит слишком далеко — не добежать. Но если волк напрыгнет, то напорется на остриё. Попасть в сердце — удача, но ему только и остаётся, что уповать на неё.
Волк был совсем рядом. Костя встал в заднюю стойку, хотя не мог совладать с дрожью в коленях. Человек бы его точно не сдвинул с места, но не волк. Уверенность паром клубилась вокруг звериной морды. Костя сглотнул и сильнее стиснул рукоять ножа. Волк взмыл в воздух и свалился на снег. Только тогда выстрел эхом отозвался в ушах Кости. Он глядел на скребущие по снегу лапы. Прогремел второй выстрел, и волк затих. Тогда Костя сумел поднять глаза. Как раз в тот момент, когда Богдан разжал пальцы, и ружьё упало в снег. Потом в него медленно осел и он сам, и всё теми же скрюченными пальцами закрыл лицо. Костя бросился к нему, перепрыгнув через бездыханное тело волка, продолжая держать нож в вытянутой руке, но Богдан остановил его то ли криком, то ли хохотом:
— Спрячь! Не поможет!
Но Костя не спрятал, а просто бросил нож рядом с ружьём. Руки дрожали, и он только бы изрезался, складывая его.
— Спасибо!
Он остался стоять, и Богдану пришлось поднять на него мокрое от слёз лицо.
— Я знаю, что для вас тяжело убить волка.
Богдан остался нем. Костя оглянулся на грузовичок. Дверь открыта, Анны не видать. Значит, ей совсем плохо…
— Анна… — начал он и замолчал, увидев поднятый в воздух кулак. Богдану до него не дотянуться, так что это скорее всего просьба замолчать. Он будет молчать, но ведь надо проверить.
Костя повернул к Богдану спину и сделал шаг в сторону грузовичка.
— Константин, это уже не смешно…
Костя обернулся. Богдан стоял на ногах.
— Кого ты там ищешь? Она вон, — он махнул рукой в сторону мёртвого волка.
— Вон лежит. Отец убил мою мать, защищая меня, и я всю жизнь пытался понять, что он чувствовал в тот момент, когда нажал на курок. Пустоту. Я думаю, он чувствовал пустоту. Возможно неполную. В нём жила надежда, что он спасает меня. Но в ночь моего первого обращения надежда ушла и осталась одна пустота.
Костя не мог двинуться с места. Богдан не глядел на него, он смотрел на подстреленного волка.
— Я считал, что никогда не сделаю такого с собственной женой. Даже если на кону будет жизнь моего сына. Но я сделал это ради совершенно постороннего человека. Как такое могло случиться? Возможно, у меня оставался всего лишь день с ней или месяц, но я отдал его ради тебя. Зачем? Почему я так переживал за тебя с самого начала? Почему? И отчего сейчас так пусто? Ведь ты жив и будешь жить. Должна быть радость. А есть только пустота. И ничего, кроме пустоты. Скажи мне, почему? Почему я не чувствую ничего? Даже боли… Ничего.
— Богдан…
У Кости не было слов. Он потонул в бреде очередного сумасшедшего. Он отвернулся, и Богдан больше не окликнул его. Он остался у него за спиной стоять сгорбленным каменным истуканом. Костя бегом достиг грузовичка, заскочил на подножку. Пусто. Только кисти платка, который был на Анне, свешивались с сиденья. Костя обернулся. Богдан не шелохнулся. Тогда он спрыгнул обратно на дорогу.
— Подними нож! — приказал румын, и Костя не стал спрашивать зачем. Скорее всего убрать. Не оставлять же оружие на дороге. Как он упустил Анну? Может, сознание потерял от кувырка через машину, и она ушла в лес.
Костя взял нож и хотел сложить, но Богдан зарычал:
— Догадайся, что надо сделать с оборотнем, чтобы его душу отпустило?
Костя прикрыл глаза.
— Хвост отрезать, да?
— Да, — буркнул Богдан. — Сделай это сам. Боюсь, если я прикоснусь к ней, то потеряю человечье обличье, в которое с таким трудом вернулся. А ты не Варвара, ты дурак. Ты даже слов не понимаешь, не то что звериных намёков.
— Где Варя? — почти выкрикнул Костя. — Что с ней?