Варя не стала ничего спрашивать. Ему безумно тяжело вспоминать про жену. Безумно.
— Анна… — Варя увидела, как он прижался к стеклу лбом. — Я всё ещё не могу поверить, что не увижу её больше, не могу…
Варя не двинулась с места, боясь любым жестом, любым словом ранить Богдана ещё сильнее.
— Они взяли меня в свою деревню, накормили, пытались расспросить, откуда я, но я молчал, а потом сумел незаметно улизнуть. Я бежал к отцу со всех ног, будто пятки мне подпалили огнём, хотя душа требовала вернуться. И я вернулся через несколько дней. Мы сидели с Анной у реки и молчали. Тогда она начала рассказывать сказку на румынском, которую услышала вчера в деревне. Я всё понимал, но продолжал отвечать ей по- русски. Так прошли две недели, и она потребовала от меня правды — откуда я такой взялся. Когда я рассказал ей правду, она долго смеялась и говорила, что обязательно запишет эту сказку, чтобы не забыть рассказать дома. Я обиделся и ушёл, а после полнолуния вернулся в деревню, и вторая девушка сообщила, что Анна уехала домой. Тогда я превратился в зверя, и Михей несколько раз готов был меня пристрелить. Потом мы с ним поговорили, и он сказал, что я не имею права на любовь человека, потому что я зверь. Я согласился. Спорить было не о чем. Анна уехала, и я не думал, что увижу её когда-нибудь. Только будущим летом вместо охоты я вдруг побежал через лес к той деревни, не понимая, что влечёт меня туда. Уже было за полночь, и я увидел Анну с подружкой идущих одних по лесной тропе. Я не смог сдержать радости и кинулся на неё. Обе завизжали, и этот крик отрезвил меня. Я соскочил с груди Анны и опрометью бросился прочь. Но на следующий день вернулся. На груди Анны был платок, и я знал, что под ним следы моих когтей. Она ничего не сказала про волка, только спросила, как я узнал про её приезд. Тогда я ответил, что встретил её случайно в лесу и попросил прощения за исцарапанную грудь. Она побледнела. Они с подружкой не рассказали о волке никому, испугавшись, что их больше не отпустят гулять одних. Я опустил глаза и попросил её поверить в то, что она считала сказкой. Анна поверила. Она даже пришла со мной к отцу и сказала, что согласна принять меня таким, каков я есть. Отец сказал, что скорее пристрелит нас обоих, чем позволит нам произвести на свет потомство. И мы сбежали. Она обещала запирать меня, когда во мне проснётся волк. Но у неё ничего не получилось. Я разломал сарай, я загрыз овцу прямо на дворе отца её подруги. Меня чуть не пристрелил сосед, когда она кричала, что это не волк, а человек. Утром её полдеревни считало сумасшедшей. Нам пришлось вернуться к отцу. Он принял нас, но сказал, что убьёт внуков. Только убивать ему не пришлось. Сколько мы ни пытались сделать из волчат человеческих детей, ничего не получалось. Ни один не доживал до года. Те чучела, среди которых ты спала, мои дети.
Варя хотела бы вздрогнуть, но дрожь пропала. Она глядела в глаза Богдана и не чувствовала прежнего страха.
— Я думал, я надеялся, что Анна никогда не превратится в оборотня, но она приняла образ волчицы, производя на свет нашего первенца. После третьего она стала обращаться, как и моя мать, каждое полнолуние, а потом… Потом она заставляла своё тело оставаться волчьим, как можно дольше, ради новорожденных щенков, надеясь выкормить хоть кого-то, как должно матери, и дать им достаточно сил стать людьми. Но все её потуги были напрасны. Мы не знали секрета, который знала моя мать. Наши дети умирали один за другим, а Анне становилось всё сложнее и сложнее возвращаться в человеческое обличье. Её перестала интересовать человечья жизнь. Если поначалу она вывозила меня в город, научила водить, говорить по-румынски, общаться с людьми… То скоро мы полностью закрылись в деревне, даже перестали общаться с её роднёй. Они думают, что мы уехали в Кишинев в оставшийся после её родителей дом. Пусть так думают. Про эту деревню никто не знает. Костя стал нашим последним ребёнком. Он не умер, но остался волчонком, и Анна возненавидела его. Когда она обращалась волчицей, я трясся за жизнь сына — я боялся, что она загрызёт его, и потому приучил его жить на чердаке. Ему исполнилось семь лет как раз вчера. Но с вами я совершенно забыл про это. Это, думаю, был последний рубеж, за которым его ждала бы смерть или жизнь волка. Но ты сделала то, чему учит фольклор: швырнула в него железным предметом и позвала по имени, пусть и не знала, что делаешь. Только… — Богдан вновь опустил глаза. — Я не знаю, что делать теперь… Я…