— Может, я останусь? — Костя минуту уже как пристегнулся, но так и не смог заставить себя выехать с парковки магазина. — Я могу даже из машины не выходить. Сейчас не холодно.
Он улыбнулся одними губами. Глаза оставались непроницаемостеклянными. Варя, продолжая смотреть через лобовое стекло в одну точку, в ответ лишь мотнула головой — слов нет, слова все были сказаны в самолёте. Тогда она высказала вслух тот страх, который поселился в ней после опрокинутого кофе.
— Ты будто связал меня по рукам и ногам. Раньше я думала о том, как возьму машину, как одолею дороги и горный серпантин. Я совсем не думала о самой встрече с Богданом, а теперь в моей голове лишь одно: что и как сказать ему.
— А ничего не говори. Решение твоей участи не зависит от твоих слов, и ты это прекрасно знаешь.
Вот она и замолчала даже с ним. Слова сейчас и вправду не могли выразить те страшные мысли, которые кишмя кишели в их головах. И Костя не стал настаивать. Ему и так страшно было от мысли, что Богдан в волчьем обличье мог полностью утратить человечность, а у него в кармане опять только нож… Бесполезная игрушка для того, у кого руки дрожат, даже когда просто сжимают руль.
— Пора, — сказал он скорее себе, чем Варе. Та стиснула белыми пальцами ремень безопасности, готовясь к встрече с почти что неизвестной им опасностью. Что они собственно знают про оборотней — ничего. Все фольклорные словари можно смело сжечь…
По подсчётам ехать ещё по меньшей мере час. Но даже через час Костя не начал узнавать места, которые они проезжали, и скинул скорость почти до нуля, вспомнив про завязанную на дереве верёвку. Вдруг её унесло ветром? Как тогда они доберутся до места? И Костя чуть не ударил на радостях по клаксону, когда увидел долгожданный опознавательный знак.
Варя совсем забыла про верёвку и подумала, что он увидел волка, потому схватила его за локоть, не позволяя выйти из машины, но потом покорно протянула руку, чтобы Костя повязал вокруг запястья верёвочный браслет. Такой же он сделал и себе и только тогда спрятал в карман нож, которым резал верёвку.
— Думаешь, он потемнеет, если со мной что-то будет не так? — попыталась пошутить Варя, но в итоге чуть не заплакала.
Костя ласково провёл ладонью по её мокрой щеке.
— Нет. Для этого надо хотя бы сплести его из твоих волос, но мне их жалко. И я не верю в сказки.
Варя молча махнула рукой, и Костя нажал на педаль газа, поняв, что отговаривать её бесполезно. Наконец они оказались на месте. Варя не сразу вышла из машины. Он успел три раза обойти вокруг грузовичка, хотя и с первого взгляда стало ясно, но машина с зимы никуда не ездила — трава поднялась выше колёс.
Не взяв Вариного рюкзака, Костя зашагал вперёд к дому. Тропинка заросла травой по колено. Калитка вросла в куст чертополоха. Дальше можно было не идти. Варя продолжала сидеть в машине, только ноги свесила наружу. Один шнурок развязался, но она не нагнулась к кедам.
— Похоже, что мы зря приехали…
Костя хотел бы верить своим словам, но голос дрожал. Воздух, напоённый ароматами диких цветов, действовал на нервы.
— Всё равно дойдём до дома.
Варя захлопнула дверь и сунула руки в карманы джинсов, чтобы Костя не вздумал брать её за руку. Ладони мокрые. Ему не надо знать про её страх больше, чем он уже знает. Костя позволил ей пойти вперёд, но на крыльцо взошёл первым. Тронул дверь — не заперта, но через порог переступать не стал. Отпрыгнул назад.
— Что там? — едва различимым шёпотом спросила Варя.
— Крыса, дохлая…
Варя спрыгнула с крыльца.
— А что ты хотела? — пошёл следом Костя. — Там оставались продукты какие-то, кота нет и никогда не было. Волки теперь тоже не живут в доме…
Он с трудом выговорил слово «волки» и сунул руки в карманы. Одного взгляда наверх оказалось достаточно, чтобы понять, что Богдан не возвращался — разбитые окна не заколочены — внутри, должно быть, сырость и гниль от таяния снега и весенних дождей. Он через высокую траву направился в сад. Под деревьями валялись гнилые фрукты. Он поднял руку и сорвал сливу — тёмную, с запёкшимся на изломе янтарём сока. Варя, не раздумывая, разломила её, выкинула косточку и протянула половинку Косте.