– Как звать-то племянницу? – спрашиваю у Джека.
– Инира, – отвечает девочка сама за себя.
– Ого, сама говорит!
– Я еще много чего могу сама, – девочка хмурится и повторяет недавний вопрос: – Мы здесь гулять будем?
На языке вертится очередная дурацкая шутка. Что-то мне вообще весело. Не иначе как этот побег так подействовал. Или весна. Но я замечаю строгий и одновременно умоляющий взгляд Джека.
– Нет, не здесь. Пойдем. Меня зовут Роберт, кстати.
– Пойдем, Роберт.
Она кивает, хватает одной рукой мою ладонь, а второй вцепляется в Джека. И мы идем – такая натуральная семейная пара при параде. Только, чур, баба – это Джек. Он смазливей.
От этой мысли опять ржу, но, несмотря на уговоры, о причине веселья не рассказываю. Чем вызываю еще больше подозрений. Джек становится все мрачней, как и переулки, по которым мы пробираемся. Чувствует, поди, что я над ним ухохатываюсь.
Наконец приходим.
Очередь больше, чем задница Моники. Раз в несколько. Все тихо шепчутся, переглядываются, но ведут себя спокойно. Только с ноги на ногу переминаются. От нетерпения, должно быть.
Давно я не видел столько белых сразу. Даже одного индейца примечаю – а их-то вообще сейчас днем с огнем не сыщешь. Бухой в хлам. Подпирает стену дома и разглядывает окружающих через щели полуприкрытых глаз. Не знаю, почему, но я дико с него прусь. Чувак всем своим видом показывает, что ему срать на нас, на мексиканцев, на все вокруг.
Тем временем очередь двигается еле-еле. Даже двое хот-доггеров не успевают обслужить всех желающих. Я замечаю цену – двадцать баксов.
– Вот хрень! – восклицаю я, за что тут же получаю удар кулаком по ребрам от Джека. – Ты сдурел?
– Здесь дети! – шикает он.
Джек опять такой строгий-строгий. Вновь меня пробирает смех, но я сдерживаюсь, достаю из кармана полтинник, отдаю ему и знаком показываю, что мне два. Отхожу подальше и только потом начинаю ржать. Черт! Я веду себя, как гребаный нарик. Неужели мармеладный жгут настолько долго провалялся? Что я еще совал в рот? Коланхоэ? От него глюки бывают? Вот класс! У меня дома натурная наркоферма в горшке, а я и не подозревал. Надо будет загуглить про эту вещь.
Пока я ржу, одновременно планируя свое будущее в качестве наркобарона, ко мне подходит пьяный индеец. Он по-прежнему мне симпатичен и весь на позитиве.
– Чё, дядя, – спрашиваю я его. – Хорошо вдарил?
– А то! – он смеется. Как-то гаденько, как будто чихает. Кажется, я уже слышал где-то этот звук. – Меня зовут Койот.
Индеец пытается завыть, но срывается на кашель. Вдобавок теперь на нас осуждающе смотрит вся очередь. А в ней, надо сказать, есть и очень здоровые парни.
Одновременно с тем я понимаю, где слышал этот смех, – в передаче про койотов.
Я приглядываюсь к чуваку – натурно похож, надо сказать. Морда у него вытянутая, лицо какое-то странное. Одет в шерстяную хламину. Ну, в принципе, индейцы, вроде, так и одеваются где-то там у себя, в резервациях. Особенно когда представление какое-нибудь устраивают для туристов.
– А меня Роберт.
– А?
– Роб! – я решаю, что ему хватит и сокращенного.
– Роберт-боберт. Роб-боб, – говорит он, и мы ржем вместе, стараясь не делать это громко.
– Койот-шмойот, – вставляю я, когда мы успокоились, и все начинается по-новой.
– Жрать охота, – говорит внезапно Койот. – Не буррито, не тортилью. Какую-нибудь экзотическую штуку.
– Вжарь хот-дог! – советую я. – Отличная вещь! Сам я пока не пробовал здешние, но за двадцать баксов они не могут быть дерьмом.
– Денег нет. – Койот вздыхает. – Бумажки-шмуражки. Зачем они? Приходи, бери, ешь.
Тем временем мне машет рукой Джек. Я говорю Койоту «извини», подваливаю, забираю две свои горячие булки, меж которых запихана сосиска. Дай-то бог, я когда-нибудь тоже запихаю сосиску между булок. Больших, белых, упругих булок.
– С кем ты там разговариваешь? – сбивает меня с мысли Джек.
– С Койотом, – отмахиваюсь я. – Он классный тип. Пойду, угощу его булкой.
Джек изумленно открывает рот – ну очень смешной в этот момент – и пытается мне что-то сказать, но я не слушаю. Подхожу к Койоту и плюхаю ему один из хот-догов прямо в руки.
– Держи, угощаю.
– Кру-то-та! – говорит он и принюхивается, точь-в-точь натуральная собака.
– Вжарим по собачкам! – я ржу, а он недоумевающе смотрит на меня. Приходится пояснить. – Койот жрет дог.