Пухлый, улыбчивый Шурик потянулся к ребенку с искренним любопытством – вблизи видеть живых детей, родившихся после Чумного года, ему еще не доводилось. То и дело суетливо вздергивая непослушные рукава рубахи, он осмотрел малышку с ног до головы, помял живот, потрогал шею, попросил раскрыть рот и последить за пальцем. Белокурая Сюзанна подчинялась ветеринару безропотно, закашлялась, когда тот полез ложечкой в горло, но и здесь не заплакала. Когда ее отпустили – метнулась к матери, повисла на шее, крепко вцепившись ручками в свитер и спрятав лицо.
– Совершенно здоровый, спокойный, упитанный ребенок, – констатировал Шурик, намыливая над тазиком короткопалые руки. – По-хорошему бы сдать анализ крови, сделать рентген, но я ничего криминального не нахожу.
Мрачный Сим-Симыч поглядел на команду и сплюнул на пол, предчувствуя недоброе. Но решение было принято.
Женщину звали Галей, она оказалась неразговорчива, расторопна, услужлива и в то же время отстранена от всех. Единственное, что всерьез интересовало ее, зажигало весельем тусклые, желтоватые глаза, – девочка. Чтобы снизить риск заражения – мало ли кто что на ногах принесет, – им отгородили отдельную комнату с лоджией, мужики туда не входили, а Сюзанну не выпускали наружу. По вечерам, когда темнело, Галя открывала балконную дверь и выпускала малышку подышать свежим морозным воздухом, посмотреть на улицу.
Днем женщина хлопотала, как птичка, – перестирывала груды белья, яростно колотя рубахами и кальсонами по старинной стиральной доске, которую сама же приволокла с чердака, отмывала загаженные полы, возилась на кухне. Из консервов, затхлых круп, грубой муки, подмороженных овощей, птиц и пойманной в Неве рыбы она творила нечто сногсшибательное. Как дразнили аппетит поджаристые окуньки, золотистой грудой возвышаясь на блюде, как шипели на чугунной сковороде пышные, кисловатые ржаные лепешки, как булькала и оглушительно пахла шурпа из голубей – кто б мог подумать, чертовски вкусно! Завтраки и обеды были у команды не в чести, но ежедневно в восемь вечера, по радио, мужики собирались вместе, неторопливо ели, слушали новости и скрипучую музыку с антикварных «пластов». Раньше кто-то неизменно запаздывал или отсутствовал, но стряпня новой жилички быстро приучила к порядку.
Через три дня, оставив девчушку под присмотром Ильи, Сим-Симыч, Серый и Галя пошли к метро через Александровский парк. Деревьев там почти не осталось – зима, мороз. В развалинах Зоопарка ухало и заунывно стонало – вырвавшиеся из клеток питомцы, по слухам, дали потомство, звероподобные дроиды тоже должны были уцелеть. Вот только любоваться на милых пушистиков никто особенно не спешил. К ржавым воротам стаскивали бесхозные и зараженные трупы, дохлых дроидов и прочую опасную дрянь – все исчезало за ночь. Мюзик-холл походил на обломанный клык, планетарий обвалился вовнутрь, театр все еще стоял, нависая мрачными стенами. Ветер гулял вдоль сугробов, забирался под одежду, дыхание стыло в воздухе. Вместо вестибюля Горьковской возвышался снежный холм, переходов было не отыскать. Стая ворон, облюбовавшая синий купол мечети, поднялась в воздух и сделала круг над прохожими. Посерьезневшая Галя долго таскала мужиков за собой, рыла снег, всматривалась в темные пятна и, наконец, заявила, что отыскать вход под снегом она не в состоянии. Подходящий, казалось бы, повод взять ее вместе с чадом и отправить, откуда пришла. Но кэп не стал этого делать. Глянул на присмиревшую женщину и махнул рукой – ждем весны.
…Прогулка по морозу не пошла Сим-Симычу впрок: он опять закашлял, задрожал всей щекой и неделю просидел дома, сам не заметив, что обосновался на кухне. Одинокому капитану нравилось смотреть, как проворные женские руки соскребают чешую, выщипывают перышки, трудятся над тестом, тоненькими лохмотьями спускают бурую кожуру. Всего делов – сварить кастрюлю картошек, перемять с луком, добавить яичного порошка, ложку масла, обвалять в крупчатке, экономно, чтоб ни пылинки зря не пропало, – и в самый жар на сковороду. Пальчики оближешь!
В бабьем плане Галя Сим-Симыча не восхищала – худа, тощие ноги с большими ступнями, узкие бедра, жалкая грудь, тонкий рот, длинный нос, с хрящеватым подвижным кончиком. Она была хорошей теткой и золотой хозяйкой, истово создавала вокруг уют, но женского очарования ей судьба не отсыпала. А вот дочка ее, маленькая Сюзанна, как-то незаметно вползла в сердце. На душе теплело, когда из угловой комнаты слышался ее топот, неразборчивое бормотание, мурлыканье над игрушками или лакомствами.
Малышка вообще никогда не плакала, не ныла и не скулила, как часто бывает с детьми. Она просто была, играла, водила пальчиком по стеклу, разглядывала детские книжки, выменянные Мухой на пару щук и протертые (кто бы поверил!) самогоном для дезинфекции. Повеселевший Илья таскал любимице то яблоко, то луковку, то свежее куриное яйцо – где только отыскал? Он часами простаивал у открытой двери, показывая сосредоточенной девочке целые представления. Пару раз Сим-Симыч отгонял от себя дурную мысль – силач хочет охмурить тетку и в одиночку попользоваться складом «яблочек»… Нелепо – шансы выжить у одиночек мизерны.