— Нет.
Он даже руками развел и оглянулся в растерянности по сторонам, словно искал кого-то. Женщину, к примеру…
У стояков-то либида обычная. Им в сложное время женщины помогают.
А нам в сложное время рабочий костюмчик приходится носить постоянно, ибо когда у тебя сыграет либида — одному богу известно. Томление такое начинается внутри — хоть ты тресни! Стоякам в этот момент телка требуется. Для разгрузки, для здоровья, простатит им в печенку!.. Ну а нам телки ни к чему, нас просто кидает. Организм такой. Говорят, до войны ничего подобного не было.
Ну да до войны много чего не было. Радиации, например, не имелось. И грязных пустынь. Зато много чего имелось. Чего теперь нет и что мы таскаем сюда по заказам таких вот богатеньких стояков.
— Не въезжаю, — говорю. — Но это не страшно. Вы мне нарисуйте, как эта самая книга выглядит. Увижу — узнаю!
Вот хорошо, что мы встретились на берегу Красавки! Песка тут кругом — с головой засыпаться можно…
Он глянул по сторонам, поднял валяющуюся неподалеку сухую ветку, обломал ее покороче — и давай рисовать.
Парал… ну, этот самый пипед у него получился закенно. Теперь хоть что-то стало понятно.
— Только имейте в виду, — сказал стояк. — Предметов такой формы там — пруд пруди. Но на книге должна быть картинка и буквы. Иначе это не книга.
Когда мы расстались, я немедленно рванул к Патлатому.
Тот пореже меня за добычей скачет, ибо в годах уже немалых, зато всякого стояка повидал. Да и из ходоков знакомых ближе всех ко мне живет. Кого и допытывать, если не его?
— Просят книгу, — говорю, — притащить. Тебе когда-нибудь такие штуковины попадались?
Патлатый потер ладонью блестящую на солнце лысину.
— Может, — говорит, — и попадались. Да я на них внимания не обращал. У меня заказчиков, интересующихся такой мурой, никогда не было. Водку старинную просили добыть, украшения всякие, маленькие картины. То есть взяли бы и немаленькие, простатит им в печенку, да знают, что нам тяжести больше средней бутылки водки сюда не перебросить.
— Ну а вообще ты про них, книги эти, что-нибудь знаешь?
— Слышал, что именно война привела к тому, что они исчезли. Вроде бы удар должен был вызвать уничтожение электронной техники. А уничтожились в результате книжки. Так мне когда-то Хромец рассказывал. Он был мощнейший ходок — по молодости до четырех бутылок за раз перебрасывал. Но, по-моему, и у него книг никогда не просили.
— И ты ни одной этой самой книги не видел?
Патлатый мотнул головой:
— Может, и видел. Да только как узнаешь, что это именно книга! Я там всякие хреновины встречал.
— А где твоего Хромца отыскать можно?
— Нигде. — Физиономия у Патлатого скривилась. — Помер уже Хромец.
В общем, так я толком ничего и не узнал.
Придется на удачу надеяться — авось не обманет.
Бурундук шел по улице не таясь. Все равно никто не остановит и не прикопается. Ни грабитель, ни страж порядка. Что возьмешь с человека в подобном прикиде? Никому он не интересен.
Однако и слишком нагло вести себя не следовало. Иначе вернешься быстро и без добычи — время не терпит вмешательства в должное движение вещей. А ходок, лишившийся добычи по собственной глупости, — незакенный ходок.
Именно об этом не раз говорил Патлатый.
По виду улицы было трудно понять, в какой именно век он попал. Украшенные разноцветными огнями дома. Перекрестки, залитые то зеленым, то жёлтым, то красным светом. Блестящие четырехколесные машины, то останавливающиеся перед перекрестками, то стремительно проезжающие через них…
Машин было немного, ибо вокруг стояла ночь. Местные обитатели спали. А кто не спал, сидели в помещениях за столиками, отделенные от улицы большими разукрашенными стеклами. Дальние стены помещений были заставлены разного размера бутылками, и содержимое этих бутылок постепенно перекочевывало в животы неспящих.
Ничего, похожего на книги, у неспящих не имелось.
Книги надо было искать в других местах.
И Бурундук топал дальше. Мимо мест, где ночевали не люди, а тряпки. Вдоль больших окон, сквозь которые виднелись четырехколесные машины, в боках которых, как в воде, отражалась улица и он сам.
Мысли его текли неторопливо.
Похоже, здешним стоякам книги вовсе не требовались. Им были нужны тряпки и бутылки, четырехколесные машины и какие-то непонятные механизмы разных цветов. Не зря этот мир, в конце концов, потерял книги. Чем не пользуются, то и теряется…