Мы тада жыли вбункире хатя ядирная вайна уже кончилася. Но ма гаварит а вдрук апять ну нафик такой щастье. А када па ни вирнулса ма гаварит атец урот сабака чмо накаво ты сволачь нас аставил. Как типерь жить. Бис тибя. Тут я спола заплакал патаму шта челисть сламал и па жалка.
А этат придурак гаварит:
— Ты, урод. Ты зачем сюда пришел? Здесь наша деревня, здесь уродам ходить нельзя.
Я иму гаварю я ни урот миня мама уранила. А он гаварит:
— Вижу, что уронила. Что рожу повредил, тоже вижу. А третья рука у тебя тоже от удара образовалась?
Я гаварю иди нафик видили предурка ипакруче.
Тут он как закричит на миня мутант проклятый за придурка ответишь. Пака он кричал я иму ваткнул в живот палку и павирнул три раза. Мок и читыре павернуть но он стал вирищать как дефка. Пришлось ево на землю уранить ибить нагами. Патом у ниво из живата кроф патикла. Он вирищать пиристал толька на абарот замалчал нафик и ни дергацца. Но уже позна другие прибежали гаварят:
— Ты его убил!
Ну вот нифига сибе думаю схадил за ураном. Че он умер он гаварю савсем дурак. Если бы миня так били я бы фик умер. Ни даждетись гаварю. Они гаварят:
— Это мы сейчас проверим!
Давай миня правирять. А че миня правирять када я бис ихних дурацких праверак знаю. Не умер ни фига как и гаварил. Они устали миня бить гаварят:
— Давайте его к мэру отведем.
Я гаварю жалка палку сламали харошая была палка. Где я такую ище вазьму. Один гаварит:
— Гляньте, ребята, какой разговорчивый мутант. Давайте ему еще всыплем!
А толстый иму гаварит:
— Хватит! Пошли к мэру.
Он уже задалбалса миня пинать.
Пришли к мэру. Мэр гаварит:
— Что за чмо?
А када узнал шта этат придурак умир гаварит:
— Посади его в клетку. Завтра повесим.
Толстый гаварит:
— Как повесим? А виру за убитого кто платить будет?
Мэр гаварит:
— Какая на фиг вира? С этого урода? Иди, посади его.
Миня привили к клетке. У двирей сидели двое. Один гаварит:
— Куда этого-то? Его же там сожрут.
Толстый гаварит:
— Ну и хрен с ним. Все равно завтра на виселицу.
Дверь аткрыли и миня запихнули так шта я упал мордай аппол. Слышу ктота смиецца поднимаю голаву. Сидит дефка такая красивая шта я описать ни магу. Толька у миня сразу зачисалось. Я гаварю давай чели че время тирять. Миня гаварю Витя завут.
— Пошел ты!
Я гаварю ладна толька лажись и ни дергася. Ана гаварит:
— Только попробуй! Убью!
Ни хочишь гаварю тагда я тибе пра симью нашу раскажу.
Па красивый был. Ма ево фсе время ривновала. Гаварила я тибя убью сукин кот если хоть одним глазком куда посмотриш. А как ни сматреть кагда у па их восимь? Если бы уран ни кончилса я бы тоже красивим был как па. Атак миня уранили. Ты ни думай ма уминя малаток. Вырастила нас пять сыноф две дочки и ище Жгутика. Он наверное тоже сын или дочка но я иво атдельна щитаю. Патаму шта нипанятна кто он есть. Гаварить он ни хочет а праверить иво нильзя он кусаеца больна.
Патом я спрасил тибе страшна. Она гаварит:
— Отстань.
Я гаварю хочишь спаю калыбельную каторую мне ма пела кагда я плакал. Она гаварит:
— Не хочу! Заткнись ты, урод, ради бога, дай поспать!
Я не обиделса на урода патаму шта понял она ат страху так гаварит. Я запел как ма научила:
Она гаварит:
— Заткнись! Нет, это невозможно… Эй, там, за дверью! Стража!
Ис двери сказали шта если она будит кричать будет только хуже.
— Таких огребешь, ведьма, что завтра на костер нести придется. И вообще, могла бы хоть к уроду отнестись по человечески. Ему завтра помирать.
Ана гаварит:
— А мне нет?!
Ис двери гаварят:
— Тебе в любом случае, а парень под горячую руку попал. Родственничка мэра замочил случайно. Непруха. Кого другого — отделался бы вирой. Эй, парень, ты на нас зла не держи! Слышишь?
Я гаварю слышу вы харошие люди мне здесь нравицца. Ани гаварят:
— Салют, парень.
Я гаварю как тибя завут. Ана гаварит:
— Обойдешься!
Ис деври гаварят:
— Ханна ее зовут.
Утрам вывили миня на площать. Там дрова кучей и виривка на сталбе. Вакруг нарот стаит на миня смотрит. Ие то же вывили.
Мэр улыбацца и гаварит:
— Хочешь сказать последнее слово?
Я гаварю атпустите Ханну.
Ани все зашумели.
— Смотрите, мутантик-то совсем с катушек съехал! Влюбился. Парень, опомнись. Она же из дергов! Ты хоть знаешь, кто такие дерги?
Я гаварю знаю. Они маево па съели у ниво уран кончилца.
— Парень, да ты глянь! Она твоего отца сожрала.
Я на ние смотрю ана гаварит:
— Не слушай их. Мы никого не едим. Все отходы идут на вторичную переработку. Еду нам делают специальные машины… Мы, в отличие от этих, люди.
— Дерги вы! Людей жрете! Своих мертвецов жрете! Разве люди так делают?
— У нас все идет в дело. После войны чистая еда на вес золота. Люди — хорошая органика.
Я гаварю точна па был красивый. Третий глас краснинький а сидьмой шта на затылке с зилеными точками. Я када малинький был всигда на пличе у ниво сидел и глас шикотал. А па смиялса и гаварил шта я кукушонок. Ма так расказывала патамушта. я тагда малинький был и ничево нипомню.
Мэр гаварит:
— Дурак ты, парень! Кого ты слушаешь. Они бы всю твою семью живьем в машину засунули. Думаешь, они с уродами церемонятся?
Я гаварю ма ни урот ма красивая. Но Ханна ище красивше. Если ана па съела то так нада. Я бы на месте па толька улыбалса бы.
Мэр на миня смотрит и гаварит:
— Ты совсем дурак?
Толстый на миня смотрит и то же гаварит:
— Ты идиот?
А Ханна малчит на миня смотрит.
А я гаварю я урот. Миня убивайте а ее ни нада. Ана красивая.
Мэр гаварит:
— Начинайте!
Она гаварит:
— Мне страшно, Витя.
Ни бойся гаварю я. Хочишь я спаю тибе калыбельную, каторую мне ма пела?
Она гаварит: хочу. И я запел.
Александр Трубников
Убить Саладина
Большой палец завис над экраном коммуникатора и решительно тапнул бордовую кнопку «Enter». Экран осветился зеленой надписью «Mission started». Воздух внутри силового поля начал вибрировать, словно внутри огромного трансформатора. Изображение на экране дрогнуло. Поплывшие, словно изображение камеры в руках у пьяного оператора, цифры пошли в обратный отсчет. Погудев секунд десять-пятнадцать, трансформатор затих, и картинка приобрела прежнюю четкость. Теперь надпись посредине экрана была не зеленой, а ярко-красной.
Migration complete.
На длинном пляже не было ни души, если не принимать в расчет вышагивающих по кромке воды откормленных чаек. За скалами, которыми заканчивался пляж, зеленела ухоженная равнина, ограниченная цепью теряющихся в дымке холмов. Справа, если стоять лицом к морю, пляж уходил до самого горизонта, изгибаясь в большой открытый залив, который в богатом на морские слова английском носит название bay. Километрах в пяти слева вздымались зубчатые желтоватые стены прибрежной крепости.
Грязно-серый песок меж кромкой неаппетитного моря и грядой изъеденных ветром скал вдруг вспучился двухметровым фурункулом и рассыпался, обнажая серебристую полусферу, похожую на огромную каплю ртути. Несколько минут она стояла, поблескивая на солнце, затем потемнела и, к возмущению гуляющих рядом чаек, медленно растворилась в воздухе. Внутри образовавшегося песчаного круга обнаружился продолговатый контейнер цвета хаки, на боку которого чернела жирная надпись PROPERTY OF USAF. Сверху, спина к спине, обхватив руками колени и низко опустив головы, словно авиапассажиры при аварийной посадке, сидели двое обнаженных людей. Одним был афроамериканец с рельефной мускулатурой, способной посрамить и президента Шварценеггера в те далекие времена, когда тот, не помышляя о политической карьере, радовал кинозрителей ролями Конана-варвара и бравого коммандо Мэтрикса. Он поднял голову, испуганно встряхнулся, словно сгоняя сон, и уставился в экран зажатого в руке прибора.