— Передается воздушно-капельным путем! — сталкер не сдержал радости, победно вознес секатор над головой и случайно воткнул его во внутреннюю стенку пяточка.
— Су-ка! — тут же послышалось в ответ. — Я тебя сейчас к едреням высморкаю и…
— Госпожа свинья, не извольте гневаться! — Лука импровизировал на ходу. — Я врач, доктор. У вас здесь отёк… выглядит не очень хорошо, нужно срочно вскрыть его… У людей была эпидемия с подобным симптомом, многие умерли.
— Что?!
— Организм свиньи и человека очень похож, и у вас может быть предрасположенность к людским болячкам. Но если вовремя купировать источник заражения — отёк, то высока вероятность излечения.
Самка больше ничего не говорила и не спрашивала, лишь тяжело дышала, отчего волоски в пятачке противно колыхались.
— Госпожа, я делаю надрез?
— Д-да, человек, д-давай.
Лука хищно ухмыльнулся, ухватил садовые ножницы поудобнее и со всей дури вонзил в плоть. Свинья, как ей и полагается, завизжала.
— Еще не всё, госпожа! — Сталкер с нескрываемым удовольствием еще трижды повторил процедуру. Повторил бы еще, но капающая сверху кровь изрядно портила веселье, а заодно и защитный костюм весельчака.
— А теперь, мои милые воздушные капельки, ваш выход! — Лука понизил голос до шепота. Набрал полные легкие воздуха и от всей души закашлял, щедро разбрызгивая слюну в разные стороны. — Давай, дружище Тубер, порезвись здесь на славу!
Закончив садистско-диверсантную деятельность, Лука с трудом выполз из ноздри, театральным жестом смахнул несуществующий пот со лба и срывающимся от мнимой усталости голосом процедил:
— Всё, сударушка, операция прошла успешно. Будем ждать результатов. Хочется верить, что обойдется без метастазов.
Сталкер тяжело плюхнулся в услужливо подставленную ладонь. Продышался немного и тут же задал крайне интересовавший его вопрос:
— Много вас тут?
— Что? — исполинская свинья до сих пор находилась в прострации.
— Заразная штука, всех надо проверить, — Лука сокрушенно покачал головой.
— У нас праздник, со всех окрестных мест собрали гостей. Тридцать семейных пар…
Человек выругался, нисколько не тяготясь присутствием дамы, обхватил в отчаянии буйну головушку и молвил с несчастным видом:
— Я клятву Гиппократа давал… Покуда даст здоровье, покуда радиация не доконает, я буду лечить, до последнего вздоха… Если ваши свинские идолы смилостивятся, спасу всех…
— Спасибо тебе, добрый человечек, — миссис Пигги растроганно всхлипнула. — Спасибо, мой маленький уродливый герой!
Когда Лука благополучно обчихал и обкашлял последнюю свинскую ноздрю, он с деловым видом извлек из заплечного мешка передатчик, щелкнул выключателем и торжественно произнес:
— Радист, передай Василичу, город через пару лет будет полностью зачищен. Это мой прощальный подарок сраному подземелью. Дождитесь и владейте безраздельно. Пакеда, радист!
Оставив безвестного радиста в недоумении, он выбрался из гигантского пятачка, устроился на толстой губе последнего подопечного и задумчиво уставился на скрытое хмурыми тучами небо.
— Взбесившаяся природа сделала поросей новым венцом творения… — Лука засмеялся — звонко, заливисто, по-детски беспечно. — Но синдром Тубера исправит поспешность неразумной эволюции… Отличный ты мужик, Тубер, драть тебя в левую ноздрю!
Александр Шакилов
Эстрим-шоу
Как обычно: захлопнуть лючок, поставить тачку на сигнализацию, лифт, звонок, кто там, это я, входи. Ну и поцелуйчики, конечно. Куда ж без них?! Терпеть не могу эти поцелуйчики, но не отвертеться. Надо, Федя, надо.
— Готова?
— Да!
Скрипит кевлар нового Ларискиного «платья» — это мы, пригнувшись, рука под руку, бежим к моему всепогодному лимузину повышенной проходимости.
— Прошу вас, сударыня!
— Спасибо! — Лариска, придерживая полы бронежилета, эротично вильнув попкой, ныряет в десантное отделение.
Выезжаем из города, блокпосты и кольцевая позади. На трассе без происшествий — не сезон, что ли? По «тачке» не то что из РПГ — ни разу из пистолета не выстрелили. И трал ни единой мины не зацепил. Спокойно сегодня, слишком спокойно — как в гробу на глубине три метра. Ой, чую, не к добру это. Ни трупов, ни засад, ни вертолетов-разведчиков. Ужас, да и только. Кошмар!
Нервничаю.
Лариска тоже.
— Федор, — говорит. — Может, ну его? Домой вернемся, а? Пожалуйста?
И только я хотел одобрить это ее странно разумное предложение, как она возьми и ляпни:
— Ко мне, да? На силиконовый диванчик? И целоваться будем? Долго-долго?
Меня аж передернуло, ларингофон поперек горла встал.
— Нет, — говорю, — Ларисочка. Надо хоть иногда на люди показываться. Сегодня ж праздник какой! Экстрим-шоу! Раз в году, между прочим, бывает! Иностранные гости, понимаешь! А ты: домой, целоваться…
В общем, едем дальше: траки скребут бетон, прицелы судорожно высматривают достойного противника. Катим, ага, мчим. А вокруг пустыня: то тут воронки, то там кратеры. Воронки — от бомб. И кратеры — от бомб. Собственно, между воронками и кратерами разницы никакой нет. Это я так, для разнообразия. Синонимы, типа.
У развалин АЭС сворачиваю на юго-восток и, активировав воздушную подушку, гоню прямо по зыбучим пескам. Блин, люблю я наши пейзажи: кровавое солнышко на фоне градирен, треснувшие саркофаги энергоблоков, ржавые мачты электропередачи. А в небе — перепончатые крылья аистов и патрульные дирижабли шастают туда-сюда, туда-сюда…
Родина!
Свое, наше!
Рев тысяч моторов, облака выхлопных газов. Какофония квадросистем, вспышки лазеров. «Добро пожаловать на экстрим-шоу!», «Бесплатная раздача хлеба у пятого ангара!», «Администрация просит уважаемых зрителей не расстреливать спортсменов из автоматического оружия!»
Нам сюда. Приехали.
Покупаю билеты у низенькой дамочки, упакованной в пятнистый камуфляж поверх простенького, но дорогого бронежилета. Стянув шлем-маску, улыбаюсь малышке. На ее каске марлевые бантики — женщины всегда остаются женщинами. Лариска ревнует меня к дамочке. Или к бантикам?
Выдвигаемся к первому, самому большому ангару. Проходим сканеры и силовые поля ниппель-портала. По Ларискиному платью скользят точки-лучи охранных систем. Неприятно знать, что в любой момент тебя могут изрешетить ртутные снаряды автоматических пушек.
Мы внутри.
Я на взводе.
Лариска тоже.
Слишком много народа. Слишком много вооруженных людей, готовых сначала открыть огонь на поражение и лишь потом спросить, как тебя зовут.
Присаживаюсь. Лариска рядом. На всякий случай демонстрирую соседям гранатомет с трехгранным штыком, прикрученным колючей проволокой к нижнему стволу. Мол, ребята, со мной лучше не шутить, я коммандос знатный. У меня не слюна — кислота серная, не кулаки — отбойные молотки, и вообще я в «вертушке» родился над зачищенным аулом, сам себе пуповину перегрыз — и сразу в бой, в бой! У меня же пять контузий. И все в левый висок. А?!
Нет вопросов?!
Ну и замечательно.
Вибрируют встроенные в сиденья динамики. Это комментатор сообщает, что, мол, вы, уважаемые зрители, попали не куда-нибудь, а на соревнование по горнолыжному спорту, в смысле по фрискиингу, а если уж совсем точнее — по биг-эйру. Надо же, кто бы мог подумать. Спасибо, дорогой, просветил, помог узреть истину.
Вместо арены, на которой обычно гладиаторы с зооморфами сражаются, нынче иной пейзаж — возвышается гора и отблескивает в свете прожекторов укатанным снежно-белым покрытием. Это и есть tremplin, или, если хотите, trampolino. Это кому как больше нравится. А по мне так все просто: разгонка, стол с кикером, транзит-яма и приземление. Что ж тут непонятного? Обычный такой гэп пижонский — метров полтораста высотой; это чтобы каждый спортсмен имел возможность взвиться и встрять черепом в купол. И рухнуть вниз. Лучше, конечно, в яму, залитую пресной водичкой. Кстати, водичка эта теплая, ага, потому как подогретая, чтобы крокодилы не простудились. Да-да, пять штук аллигаторов о-очень любят фрискиинг, особенно филейные его части — в смысле окорочка, нашпигованные лыжными палками. Хотя можно и без палок: зверюги, я уверен, не побрезгуют, харчами перебирать не станут.