Когда они оказались в высоком зале, где тут и там валялись обвалившиеся металлические балки, то остановились, дрожа от предвкушения. Там, впереди, горел неверный свет — да, это он, их цель! Исполнитель желаний!
— Слышь, а ты чего загадаешь? — спросил Стопка, облизываясь.
— Не скажу, — смутился молодой. — Ты смеяться будешь.
— Загадай, чтоб мы на поле артефактов попали, — предложил старший. — Я про судьбу и везуху буду думать, а ты про поле. Тогда мы точно на него попадем. Хабар сказочный загребем, разбогатеем, все нас уважать будут…
Сталкеры наперегонки бросились к Монолиту.
Кирза первый прошел сквозь странную колышущуюся пелену. И оказался в ярком солнечном дне. Перед ним расстилался до самого горизонта поросший травой луг. Люцерна и мышиный горошек цвели, распространяя одуряющий аромат. И — о чудо! — повсюду в траве, словно ягоды земляники, висели артефакты. В руках у Кирзы появилось лукошко. Сталкер засмеялся. Не помня себя от радости, он бросился вперед и начал срывать сочные, спелые артефакты голыми руками, складывая в корзинку. День разгорался, солнце вставало все выше, светило все ярче, все ослепительней, свет застилал все вокруг, затем — вспышка!..
И Кирза сидит в полутемном баре, тряся головой. Он ничего не помнит, только смутные образы бродят в памяти, и грудь переполняет тоска о чем-то прекрасном, утерянном безвозвратно, навсегда.
Сталкер огляделся, напрягая зрение. Ба! Да это же бар Курильщика! Вон и сам он напротив, рожи недовольные корчит, морда красная, как всегда, и жилетка на пузе оттопыривается, прикрывая тэтэшник.
Тонкий писк привлек его внимание. Сталкер посмотрел налево. Рядом на стойке лежал плешивый мужичок в грязной «энцефалитке». Пищало у него в кармане.
— Глянь сообщение уже! — бармен ткнул пьяницу в плечо. Плешивый поднял голову и обвел бар мутными глазами, затем полез в карман. Трясущимися пальцами вытащил ПДА. Экран треснул и не горел, но поперек него маркером было написано: «Убить Кирзу».
Молодой сталкер прочел надпись и почувствовал, что у него тоже трясутся руки. Поднял ладони — и обнаружил на правой похожую надпись. Только она гласила: «Убить Стопку».
— Че это? — спросил плешивый.
— Да вот, — молодой показал надпись.
— Что у вас, мужики? — Бармен посмотрел и присвистнул. — А ну-ка руки проверьте. Вот, значит, где вы были. Я подумал, просто упились, когда вас Цыган сюда полудохлых притащил. А вы, значит, к Монолиту ходили?
Сталкеры переглянулись. Молодой потряс головой, в которой еще шумели отголоски воспоминаний, быстро растворяясь в небытии.
— Ты же мой напарник? — уточнил плешивый.
— А ты мой, — кивнул Кирза.
— Это я тебя должен убить?
— А я тебя…
Рука Курильщика потянулась к тому месту на пузе, где выразительно оттопыривалась кожаная жилетка.
— Не начинайте стрельбу в баре, парни, на улицу шагайте, — предупредил он.
Плешивый и молодой смотрели друг на друга, заново узнавая.
— Ты Кирза?
— А ты Стопка, — согласился Кирза.
— Мы же вместе ходили? — допытывался Стопка.
— Ага, лет пять небось, а то и больше того.
— Это ведь тебя мне заказали?
— А мне тебя, ага.
— Так, парни, — опять вмешался Курильщик, — я повторю для тех, кто еще пока не вылез из танка: стрельба в баре запрещена.
Стопка провел ладонью по груди, нащупал ремешок «калаша», потянул и перетащил автомат со спины на живот.
— Из этого, что ли, пристрелить? — уточнил он.
Кирза кивнул:
— Из него стреляют. У меня вот это, — и показал свой «калаш».
Полное лицо Курильщика наливалось нездоровой краснотой.
— Мужики, я че, непонятно изъясняюсь? Ваши проблемы решайте…
— Убить тебя? — гнул свою линию Стопка, не глядя на хозяина заведения. — Молодого, зеленого, глупого?
— А мне аж на руке, чтоб уж точно увидел: убить Стопку. Старшого то есть, тебя, — и показал напарнику ладонь.
Курильщик вытащил пистолет и наставил на сталкеров.
— Так, танкисты! Я вызываю охрану. Если вы немедленно не уберетесь стрелять друг друга снаружи! Вы поняли, идиоты?! Вон, оба! Быстро!
Стопка наконец посмотрел на Курильщика, и глаза его были полны невыразимой грусти.
— Вот она, судьба-то… Опять обманула, падла.
— А теперь еще и подохнуть придется, — вздохнул Кирза. — Хотя… Эй, Курильщик, дай-ка стопку.
Курильщик свободной рукой неуверенно вытащил стаканчик, поставил на стойку.
— И перед смертью от водки не откажешься? — недовольно спросил он.
Стопка улыбнулся:
— А че, малой, у тебя башка-то варит! А ну сымай сапог!
Кирза стянул один, протянул напарнику. Курильщик сморщил нос и даже слегка попятился.
Стопка достал нож. Кирза поднял стопку. Сталкеры посмотрели друг на друга, кивнули:
— Давай!
Старший вонзил лезвие в сапог и раскромсал голенище. Курильщик не успел остановить младшего — тот с размаху хряснул стакан об пол. По пустому бару разлетелись стеклянные брызги.
— Э, вы что творите?! Ну, тупые!
— Вот так вот ей, судьбе этой! — Стопка отбросил и сапог, и нож. — Она нас обманула, а мы ее!
Кирза вторым сапогом наступил на осколки, с хрустом раздавил и показал им сверху неприличный жест:
— На тебе! Надули мы тебя!
Напряженно смотрящий на сталкеров Курильщик моргнул раз, потом другой. Рука с пистолетом невольно опустилась.
— И все?
— А хули ей еще?! Ну, теперь наливай! — велел Стопка.
Лицо Курильщика вдруг просветлело, он ухмыльнулся, засунул пистолет обратно и достал из-под прилавка полную бутылку водки.
— Повеселили, мужики! — ставя на стойку два стакана, заметил он. — Раз так, за счет заведения! — Он подумал, достал третий стакан и разлил. Стопка вздохнул:
— Ну, за судьбу!
Трое в пустом баре переглянулись, подняли стопки.
— И за нас! — добавил Кирза.
Николай Романецкий
Выкидыш
Вот не поверите, но, едва увидев перед собой этого стояка, я сразу просек, что у него муравьи в башке копошатся.
Хотя, как можно однозначно оценивать клиента, если он — всего лишь третий в твоей жизни?.. Особенно и сравнивать-то не с кем… Даже не по поведению, по внешности хотя бы…
Ну да ладно, как говорит Патлатый: «Нас не догонишь, мы — ходоки!»
Между тем стояк варежку открыл.
Ничего, впрочем, необычного:
Здрасьте-здрасьте, вас ведь Бурундуком зовут…
Ну да, Бурундуком нас зовут, привет-привет.
И сам продолжаю его изучать. Но уже засомневался.
Откуда у него муравьи в башке? С чего я взял?
Стояк как стояк. Мужик лет сорока. Прикид на нем нарисован закенный, но такие всегда одеты не по-нашему…
И вдруг просекаю: глазки у него какие-то блудоватые. Словно он изначально подсчитывает, что с меня можно поиметь…
Как будто неведомо ему! Как будто это не он искал возможность со мной встретиться, простатит ему в печенку, а исключительно я — с ним!
Ну да, мне оно, конечно, тоже надо, но деньги-то платит он.
Ладно, глазки глазками, а дело — делом!
— Есть работа, Бурундук… Не могли бы вы притащить мне кое-какую мелочь?..
— Конечно, могли бы! Коли уж этим зарабатываем на хлеб наш насущный… Только не «притащить», а «добыть»!
— Вот и хорошо, — говорит. — Добыть — так добыть… Только у меня к вам, Бурундук, просьба не совсем обычная.
А сам на тряпки мои зыркает.
Не нравятся они ему — сразу ясно.
Костюмчик-то на мне сейчас строго рабочий. Тряпьё-грязьё-обноски. Натуральные, конечно, из тех, что подобные вот ему стояки носят. Но мы-то рабочий костюмчик на свалке подбираем, когда такой прикид бывшие хозяева уже ни за какие коврижки на себя не напялят.