И все-таки – трубный глас, и сын мой. Это ведь был Господь?.. Ах, так зовут продюсера нашего филиала Вселенной? Понял, не дурак, два диплома…
Ну, мы с Зиночкой готовы. Да, Земля, Млечный Путь, пометьте там…
Кстати, что у нас сегодня?
Геена огненная?
Облака из серы?
Ну, это нам, патриотам, запросто!
Антон Фарб, Нина Цюрупа
Цивилизованные люди
От мутанта воняло. Он плюхнулся на сиденье рядом с Русланой, растопырился и захрапел, пустив слюну по подбородку. Руслана с брезгливостью отодвинулась, подобрала полу прорезиненной дольчегаббаны (удачная находка с последнего мародеринга), вцепилась в сумочку и осмотрелась в поисках свободного места.
Пересесть было некуда: ни одного формала. Возле дверей, прислонившись к ним, стояла троица сталкеров с пыльными и фонящими рюкзаками, напротив Русланы, поджав губы, сидела бабка-с-тележкой, а по проходу ковылял, подволакивая ногу, фрилансер, жалобно бормоча:
– Подайте на лечение бывшему веб-дизайнеру…
Один из сталкеров, качнув хоботом противогаза, отсыпал в сумку фрилансера горсть патронов. Бабка-с-тележкой проскрипела:
– И правильно. Убей себя ап стену.
Руслана уставилась в окно: поезд как раз выехал на мост. От Маасквы-реки поднимался туман, сквозь который проступали развалины Серого дома. Сквозь разбитые окна ветер доносил запахи метро: сырости, плесени и конского навоза. Тучи радиоактивной пыли висели низко, и Руслана надела респиратор со стразиками от Svarovski. Машинист прищелкнул кнутом на ленивых битюгов и объявил в жестяной рупор:
– Станцию «Смоленская» поезд проследует без остановки. Следующая станция – «Арбатская».
Поезд нырнул под землю. На Смоленской опять стреляли. Руслана привычно сползла на пол вместе с остальными пассажирами. Вагон затрясло сильнее – кони прибавили ходу. Мутант позеленел и сблеванул в опасной близости от дольчегаббаны.
Каждый день поездка на работу стоила Руслане миллионов нервных клеток. Но, несмотря на отвратительность, для одинокой красивой формалки это было безопасней, чем самостоятельная прогулка по разрушенной Мааскве. До Импульса такого не было. Руслана остро, до выступивших из глаз слез, пожалела себя. Но тут рядом упал рюкзак одного из сталкеров, гейгер, висевший на груди в розовом бархатном чехольчике, взволнованно застрекотал. Руслана отползла, стараясь не вляпаться в блевотину, не попасть под колеса тележки и ни на кого не наступить, и прошипела:
– Господи, когда же это кончится!
Наконец-то лошади дотащили единственный вагон поезда до станции «Арбатская», и Руслана смогла вырваться на платформу. Цокая стальными набойками «берцев» от Prada, взбежала по лестнице вверх, и тут, уже в переходе, ее подхватил поток формалов: приятно пахнущих цивилизованных людей. Руслана украдкой вытащила флакончик белой кензы и обеззаразила себя.
Выйдя на поверхность, Руслала нагуглила в сумочке розовый твиттер, присела на корточки и твитанула на асфальте: «Мир полон уродов!» Судя по количеству похожих твиттов и лайков под ними, большинство уродов разделяли эту точку зрения. Возле жежешечки толпились блогеры, радостно гыгыкая. Впрочем, чуть дальше в проулке уже перешли к мордобою. Не опаздывай Руслана, она бы с удовольствием просмотрела френдленту за стаканчиком горячего старбакса, но время поджимало, и Руслана ускорила шаг: Самоваров любил, когда его референт приходил за полчаса до начала рабочего дня.
Уже хорошо была видна высотка «Постап-ОКа», а над головой Русланы трепетала рекламная растяжка со слоганом: «Постап-ОК! Мы справимся!»
К центральному входу тянулась очередь сталкеров с хабаром – заявки в отдел Карго подавались на месяц вперед и очередь никогда не иссякала.
Руслана обогнула очередь и зашла через служебный вход.
– Ну что, планктон, амебы, плесень офисная, просрали проект? Через четыре дня японцы приезжают. И что им впаривать будем? А?! Где, мать вашу одноклеточную, национальная идея русского народа?
Арон Исаакович Самоваров побагровел от гнева, вывалил объемистое брюхо на стол и грохнул кулаком по ноутбуку. Эдик вместе с остальными участниками планерки съежился, мечтая залезть под стол или стать невидимым, чтобы энергия разноса шефа была направлена на других.
Тут, к счастью, скрипнула дверь, и в конференц-зал бочком скользнул опоздавший Вася из каргокульта.
– Ага! – громыхнул Самоваров. – Опоздавший. Есть у тебя, Вася, национальная идея?
– Нет… – пискнул Вася. – Там перестрелка на «Смоленской»…
– Нету?! Будешь сегодня паверпойнтом. Бери маркер, рисуй.
Вася покорно взял маркер и встал у доски.
Менеджеры злорадно заухмылялись.
– Значит, так! – сказал Самоваров. – Отдел каргокульта внес три предложения. – Вася нарисовал в правом углу доски три кружочка. – Отдел сортировки, сортиры, мать вашу, – одно предложение. – В центре доски Вася изобразил квадрат. – Рекламщики, креативщики, блин, ни одного. – Вася поставил крестик, Эдик пристыженно потупился. – Отдел сбыта – шесть предложений, но все – говно. Одни кокошники, блин, и матрешки. – Вася увлекся и нарисовал внизу доски шесть матрешек.
Самоваров грозно посмотрел на художество Васи, обвел тяжелым взглядом подчиненных и пророкотал:
– Анатолич всё забраковал. Японцам нам предложить нечего. Что делать будем? Стреляться?
На стене за спиной Самоварова висел обрез двустволки – Арон Исаакович начинал карьеру простым сталкером, добывая хабар для каргокульта, а стал директором управления. И никогда не упускал случая напомнить об этом своим подчиненным, которых чисто по-сталкерски презирал.
Это случайно выбившееся в люди радиоактивное быдло так и не стало формалом, не умело себя вести с коллегами и могло только орать и топать ногами. Эдик Самоварова искренне ненавидел.
– Брейнштурм! – гаркнул Самоваров. – Пока вы, сукины дети, мне национальную идею для япошек на стол не положите, отсюда не выпущу. А ты, Эдик, бездарь наш креативный, иди к Руслане и помоги ей кофе на всех сделать. Толку от тебя все равно нет.
Оскорбленный до глубины души Эдик побелел от ярости, моментально родил четыре язвительных и два откровенно хамских ответа, но повел себя как цивилизованный человек: вышел из конференц-зала и даже не хлопнул дверью.
После утреннего инструктажа в кабинете Самоварова Руслана поправила помаду и положила под язык мятный леденец. Когда шеф ушел на планерку и приемная опустела, Руслана наконец-то дала волю чувствам. Прямо напротив ее рабочего места висел рекламный постер Убежища: уютный подземный таунхаус с бассейном и турбосолярием. «Убежище – выход есть!» – заявлял слоган.
В инфраструктуре Убежища – престижнейшего проекта компании «Постап-ОК» – на две сотни таких таунхаусов, максимально изолированных от радиации и вредных выбросов, приходилось пять детских садов, три школы, две поликлиники (с отделением пластической хирургии) и церковь. Руслана, как и любой формал, готова была продать душу дьяволу за возможность переехать из своей квартирки на загаженном Кутузовском проспекте в Убежище.
Самоваров обещал помочь, но пока дальше утренних инструктажей дело не зашло.
Руслана расплакалась от злости: водостойкая тушь выдерживала и не такие испытания.
Успокоившись, Руслана посмотрела в зеркальце, убедилась, что макияж почти в порядке, нужно только подмазать язвочки от радиации заживляющей тоналкой от Vichy. Чтобы поднять себе настроение, Руслана вытащила из нижнего ящика стола антикварную подшивку Космо за двенадцатый год, но насладиться прекрасным ей не удалось – из конференц-зала выскочил взъерошенный и трясущийся Эдик из отдела рекламы.
Вообще Эдик был ничего, симпатичный формал с хорошей фигурой и перспективами, но сегодня его, по всей видимости, отсамоварили. Руки креативщика дрожали, а взгляд был бешеный.
– Кофе. Двадцать чашек, – пробурчал Эдик.