– И зачем ты полез в постель к этой корове тупой? Девок у тебя, что ли, мало? Да нет, много девок, всем бы столько. И как мне быть теперь с тобой?
Федот, тоскуя, уже в который раз оглядывал помещение. Все тот же древний пластиковый стол, не менее древнее пластиковое кресло с обивкой из шкуры пардуса. На стенах портреты князя и его красавицы-жены. На столе перья, чернильница, несколько тубусов с дорогущей, завезенной с юга, бумагой. В углу княжеское знамя.
«Солидно. Внушает, – думал Федот. – И скучно. Ох, как скучно».
Нет, конечно, были и плюсы в городской жизни. Мысли Федота направились в места не слишком отдаленные, а конкретно в район немаленьких сисек обсуждаемой девахи. Дуньку в посаде прозвали Репкой, и не столько из-за фамилии, сколько из-за того, что вышеупомянутые сиськи и впрямь крепостью и формой напоминали спелые репки. Затем мысли плавно стали спускаться вниз по телу. Не вверх же подниматься – глаза у нее, да, впрочем, и мозги, и впрямь были как у тупой коровы. Однако перейти к воспоминаниям о самом сладком ему помешал вопль егермейстера:
– …ютвоюбогавдушуивзадмать! Да ты и не слушаешь! Так, воин, выдвигаешься в сторону склада, у Митрича получаешь «Укорот» – князь разрешил – да полцинка патронов, кевларку накинь поверх. Не забудь рубаху из джи-волокна поддеть. Разрешаю взять шипострел и пяток, слышь, не больше, игл с разрывкой. Жратву получишь. Плюс по дороге, глядишь, что себе подстрелишь. Далее. Задача. Быстро выдвигаешься в район Калинова моста, затем мимо путеводного камня, прямо. Прямо, а не налево, понял? И не направо. Узнаешь, почему не везут оброк, все сроки уж прошли. Послали бы вестового на Жар-птице, да всех отправили в столицу. В общем, добираешься, выясняешь, устраняешь и там остаешься до особых указаний, пока здесь все успокоится. Я понятно излагаю?
Прекратив метаться по кабинету, егермейстер громко вздохнул.
– И что мне за наказание с этим бабником? А ведь егерь ты хороший, следопыт не из последних, воин… Вон, симб-волка один на один победил.
Колобов непроизвольно потер плечо, на котором остались шрамы от зубов твари, прокусившей даже кевларку.
– Бера, опять же, здоровущего не побоялся остановить, когда он уже почти до князя добрался. Только потому, скотина, и жив пока… Че лыбишься, я о тебе, а не о пресветлом князюшке…
Тут Колобову подумалось, что победа была не совсем честной. Дело решила обменянная на десяток шкурок белого северного зверька стрелка с ядом анчара, которой Федот ткнул в брюхо совсем уж было заломавшего его гиганта.
– В общем, вали с глаз долой.
– Ну и пойду, делов-то. Все развлечение, – пробурчал себе под нос егерь и, развернувшись кругом, вышел вон.
Через десять минут он уже подходил к складу-арсеналу, в котором заправлял вышеупомянутый Митрич. С этим старым воякой всегда можно было договориться. Глядишь, и разжиться чем посильнее, чем старый автомат и иглы с разрывкой…
Спустя какое-то время, выйдя через главные ворота гарнизона и прошагав сквозь строй охранных древниров, запечатлевших в своей памяти полный живообраз егеря, Федот двинулся по укатанной дороге. Вокруг бурлила жизнь. Посадские спешили по своим делам. В гарнизон катились телеги, груженные оброком. Проехало несколько легко вооруженных всадников. Сам Федот предпочитал двигаться пешком. Так ведь быстрее. Пока там животное своими лапами раз-два-три-четыре, человек ногами раз-два, раз-два. Да скотину корми, ухаживай… Между тем город закончился. Миновав еще одну, внешнюю, стену и помахав на прощание знакомым стражникам у ворот, Колобов отправился дальше. Канониры у двух надвратных пламеметов, всегда направленных на дорогу, проводив егеря взглядом, снова принялись играть в орлянку.
Федот, не торопясь, но довольно споро топал по дороге на север. Вокруг, то тут, то там попадались на глаза свидетельства могущества Предков: то уже почти слившиеся с землей развалины, а то и почти целое здание из камня, правда, заросшее лианами, мхом и кустарником. Прошел он и мимо местной достопримечательности – менгира с надписью «Слава Со… Тру…!». Кто был этот таинственный Слава и кто обещался его стереть, никому достоверно известно не было. Факт тот, что на стеле подо мхом и узором замысловатых трещин виднелись три полустершихся человеческих профиля: лысый, бородатый и очень бородатый, но с залысинами. Если верить байкам старых людей, Славой звали одного из первых правителей города и гарнизона, известного тирана, деспота и самодура. Вдобавок, был он еще и трехглав: ведь в те давние, первые дни после Нашествия много попадалось всяких уродов, мешавших кровь с отродьями Леса. А после такого не то что три головы, а и хвост, и крылья, и гребень чешуйчатый запросто вырастут. Ну так вот, легенда гласила, что памятник воздвигли в честь революционных масс, свергнувших зловещего Славу и стерших его имя со страниц истории. Впрочем, наверняка никто сказать не мог, однако надписью гордились, и каждый год любовно подновляли.
Развалины тянулись и тянулись. В который уже раз Федот восхитился величием Предков:
– Вот умели же раньше! Строили так строили. А ломали так ломали. Еще, пожалуй, и получше, чем стоили.
3. Гораздо позже и немного северней
– Дедушка, а сами вы с Лукоморным Дубом общались? – широко раскрытые глаза белокурого детинушки завороженно уставились на рассказчика.
Второй брат с б ольшим интересом отнесся к каше из репы.
– Сам я нет, Крестос миловал. Но был у меня знакомец, так тот пообщался, и даже с пользой.
– А как дуб разговаривает? Рта-то у него, чай, нет?
– Ну ты и неуч! Совсем вы там, в городе, страх потеряли? Небось даже к замиренному лесу не подходил никогда? Лукоморные Дубы ведь в мыслях твоих копаются и из них ответы составляют, да в башку тебе вкладывают.
– Ну а русалки, дедушка? Или там птицы-голубицы с персями сладкими?
Тут и второй брат заинтересовался разговором.
– Да дубу твои перси до чужой ветки! Ему что девица, что парень вродь тебя – все едино. С таким симбом он может бродить, где захочет. Аж до самого Лукоморья.
– Деда, а Лукоморье – оно где? – спросил светловолосый Василь, от любопытства роняя ложку.
– Где, где, – ответил, посмеиваясь, старикашка. – В твоей бороде. А коль борода не отросла, не по твоему уму такие дела, так-то вот, Василь Сафоныч.
Степенно налив чарочку, опорожнив, крякнув и огладив собственную немалую бороду, трактирщик продолжил:
– Говорю же, был тут один охотник с дубами общаться. И тоже, знаешь, очень персями интересовался…
4. Гораздо раньше и чуть южней
– Что-то не так.
Федот сидел на пригорке у переправы, рассматривал в бинокль противоположный берег и, за неимением лучших собеседников, говорил сам с собой.
За неделю похода успел он изрядно оголодать, обалдеть от скуки, да вдобавок нарваться на лежку мим-зайцев. Обычно эти твари вили гнезда под развалинами старых городов и там выводили потомство, уродливое, но крайне ушлое. Вот и сейчас, пока пятеро зверьков, размахивая дубинками, скакали вокруг егеря, двое их подельников под шумок утащили все съестные припасы. Федот, заругавшись, полоснул им вслед из «Укорота», но вместо мимзей сшиб с ветки только подслеповатого глухаря – прицел на автомате оказался сбит начисто. То-то светлейший князюшка одарил им постельного ходока…
– У-у, пес смердящий! – выругался Федот.
И любой бы на его месте огорчился, кабы пришлось три дня жрать глухариное мясо, от которого, как известно, ухудшается слух и появляется мерзкий запах изо рта.
Хотя бы бинокль оказался с целыми линзами – и то облегчение.
– Та-ак… Постоялый двор с корчмой… трубы чего-то не дымят, а пора бы.
Взгляд переместился.
– Дуб вот у переправы. Уж больно на Лукоморный смахивает. Здоровущий. Не должно его тут вроде быть.
Замиренный Лес границу своих территорий обычно не нарушал.
– Ладно, решаем проблемы по мере поступления, а противников – по мере наступления, как сказал бы господин егермейстер.