– Мои тоже демонстрируют удивительные способности, – ответил Геннадий. – Но для поисков они слишком малы и беззащитны. А вот пещерные подопечные Махана поздоровее и вполне себе годятся в качестве ищеек. Он мне передал, что сформировал группу из тринадцати особей. Я возьму их с собой…. – Геннадий скосил глаза на почесывающегося Бильбо, – ну и одного своего прихвачу. Мы выступаем завтра утром, будем прочесывать местность к западу от гор в поисках глушителя. Думаю, и Эла Ронда навестим.
– Поняла тебя, – Галина вздохнула. – Постараюсь помочь, но у меня тут непредвиденная сложность…
– Что случилось?
– На окраинах Л.О.Р.И.Э.На обнаружены группы агрессивно настроенных мутировавших приматов из популяции диких. Они пытаются нападать на моих лемуров, все время что-то орут… Так что будь осторожен!
– Орут, – пробормотал Геннадий. – Оруны, значит. Или оркуны… Этого только нам не хватало. Галя!
– Говори быстрее, аккумулятор у передатчика садится, – еле слышно донесся сквозь километры голос Дрилевой.
Геннадий зачем-то кивнул и зачастил:
– Сдается мне, что тут что-то не так! И Сара Ман, и Рон, и то, что Ватаров не вмешивался с самого начала… Они сразу хотели устроить из Миддлэа испытательный полигон! Но я найду этот чертов экспресс-глушитель и…
Договорить Геннадий не успел – Дрилева отключилась. Биолог посмотрел на Бильбо, увлеченно пытавшегося соорудить себе набедренную повязку из веток, оперся на посох и произнес:
– Ну что, дружок, пойдем для начала отыщем тебе дом – нам же надо где-то остановиться. Скоро появятся гости, их нужно будет принять, угостить, а потом нас ждет дальний путь…
– Путь? – пискнул Бильбо. – Куда путь?
– За кладом старинным из сказочных стран, конечно, – улыбнулся в респиратор Геннадий.
– Дедушка Гэндальф! – Милисента вцепилась магу в бороду-респиратор, едва не отодрав ее. – Ты и вправду уснул, что ли? Ну, ладно, не надо про Илуватара, раз не помнишь, расскажи тогда про дедушку Бильбо!
– А? Что? – встрепенулся унесшийся в страну воспоминаний маг. – Конечно, конечно, расскажу. Слушайте же: жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой и грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей…
Виктор Глумов
Первое апреля
Обыватель, скорее всего, не обратил бы внимания на этот едва заметный запах на лестничной клетке – подумаешь, кто-то делает ремонт или что-то чинит, мало ли почему воняет химией. Хоббит же судорожно вздохнул и с ненавистью уставился на обитую старым дерматином дверь в свою квартиру. Запах представлялся ему желтовато-зелеными миазмами Зоны. Они клубились над алюминиевой кастрюлькой с первитином, растекались по квартире, просачивались сюда…
Он вынул ключ и собрался сунуть в замочную скважину разболтанного замка; уперся в дверь, и она распахнулась. Сердце ёкнуло, а ноги подкосились. Хоббиту показалось, что он сейчас пройдет в кухню, а там – сестра. Болтается в петле, носки в пол, глаза навыкат, лицо синее – как тогда. Он ухватился за дверной косяк, сглотнул и заставил себя шагнуть в темную прихожую.
«Винтом» запахло отчетливей. Хоббит толкнул дверь в кухню и поморщился: на угловом диванчике, раскорячившись, лежало женское тело в спортивках, растянутых на коленях. Брат сидел на старом клетчатом табурете. На скрип петель развернулся прыжком и принялся давить себе на глазницу.
– Брателло! – воскликнул он. Вскочил, пробежался по кухне, сел, продолжая давить на свой глаз. – Тут это…
Хоббит упер руки в боки и проговорил голосом строгого учителя:
– Андрей, ты опять?..
Брат испуганно глянул на миску с первитином, его перекосило, он снова вскочил и потряс головой:
– Я – не. Я ж знаю, что помру. Я просто галоперидолом закинулся, и того… А она, – он кивнул на девку, валящуюся с блаженной улыбкой, – вообще на герыче. Я, короче… Хреново мне короче, ой, хреново…
Хоббит ему не поверил, протопал к окну и распахнул его, впуская свежий весенний воздух. Завтра первое апреля. Раньше этот день был Днем смеха, а когда в каждом городе появилось Ядро, всем первого апреля стало не до шуток. Потому что в тысяче городов в этот день семеро избранных могли беспрепятственно уйти в Ядро, и у одного из них появлялся шанс прорваться к Монолиту.
Андрюху пробило на поговорить, он уперся в подоконник с пожелтевшей геранью в банке вместо горшка, навис над Хоббитом и пробормотал:
– Я ж не тута закинулся, а вон у нее. Короче, сначала не проперло. Ну, я еще таблеточкой догнался. А ей ширунься надо. Ну, я ее к Славику барыге привел, а там Бяку встретил и корешей… Короче, веду шайку сюда «винт» варить, вспоминаю, что еды нету. Иду в магазин, беру тележку и тут – хренак! – Андрюха себя шлепнул, Хоббит не поворачивался и не знал, по чему. – Короче, язык начал выпадать. Я – на измену. Столько народа вокруг, все поймут, что я того. А язык выпадает, уже как мальтийский галстук, нах, до самой груди висит, – снова шлепок. – Они все на меня смотрят, я хватаю язык и начинаю заталкивать. Заталкиваю – он вываливается. Заталкиваю, а он… Здоровенный, сука, нах! Вроде, затолкал, подхожу к кассе. А они смотрят… Я ж понимаю, что проглючило, – он дико заржал. – А ты представь, чувак ходит с вываленным языком…
Хоббит развернулся и посмотрел на него долгим взглядом. Но брат был в неадеквате, ржал и дергал ногой.
– С глазом что? – спросил Хоббит обеспокоенно.
Андрюха мгновенно стал серьезным и сказал испуганно:
– Выпадает, нах! На нерве висел, еле затолкал.
Хоббит шагнул к плите, заглянул в кастрюльку с «винтом» – пусто. Похоже, брат не «развязался», от первитина не такой приход, но это не за горами – дольше, чем на три месяца, Андрюхи не хватает.
– Девку убери из квартиры, – процедил Хоббит сквозь зубы, склонился над наркоманкой: от нее воняло кожным салом и кислятиной. Волосы, выкрашенные в черный, слиплись у светлых корней, глазные яблоки катались под морщинистыми веками, губы побелели. – Еще помрет здесь, а мне отвечать.
– Не помрет, – махнул Андрюха левой рукой.
– Я твой поручитель, – отрезал Хоббит и демонстративно посмотрел на часы. – У тебя десять минут. Если не избавишься от нее, вызываю полицию. Время пошло.
– Да ты… Ты не посмеешь! Крыса ты! Крыса позорная!
– Десять минут, – с невозмутимым видом напомнил Хоббит на пороге своей комнаты. Точнее, комнат. И хлопнул бронированной дверью.
Сел на кровать и провел по лицу ладонью. Лег, не снимая ботинок, уставился в потолок. Из кухни доносилось:
– Карлованы… Позорные жить учат. Да я тебя, да я тебя, карлован!..
Хоббит научился быть жестким, Андрюха знал, что он слово сдержит, вызовет полицию, и вскоре смолк. В такие моменты Хоббит думал, что правильнее его усыпить. Или чтобы он умер и никого больше не мучил – лучше один раз его оплакать, чем делать это каждый день. Но с другой стороны, Андрюха – последний родной человек, который у него остался. Пусть живет долго – в память о матери и сестре. Они были дружной семьей.
Были.
…блаженная улыбка на бескровных губах, слипшиеся корни волос…
Хоббит помотал головой, сел, скинул ботинки, протопал к письменному столу, вынул початую бутылку коньяка и приложился к горлышку. Вытер рот рукавом и уставился на выцветший календарь с изображением Периметра, обнесенного колючей проволокой. Календарю десять лет. Хоббит повесил его в пятнадцать. Оставил как памятник времени, когда он мог чего-то страстно желать.
Сначала каждую ночь накануне Первого апреля он желал стать сильным, смелым и набить морду Пису, который его все время задирал. Так романтично – семеро избранников сражаются за свое счастье.