И тут у Меер-Велвла начиналась другая история, за ней еще одна и еще одна. И все эти истории рождали сильное подозрение, что у Меер-Велвла было немало дел и с конокрадами и с полицией.
Одного достоинства нельзя было отнять у этого возницы - он был, как мы упоминали, словоохотлив и потоком своих речей занимал молодых пассажиров всю дорогу от Воронки до Борисполя, и от Борисполя до Переяслава рот у него не закрывался ни на минуту. Дети узнали, как он мальчиком поступил в возницы к Янкл-Булгачу, как потом женился и сам стал держать лошадей, как бывший хозяин его преследовал, подкапывался под него, но ему на Янкл-Булгача наплевать! И про жену свою Меер-Велвл рассказывал, как она когда-то была девушкой, и красивой девушкой, настоящей красавицей. Как он изнывал по ней. Чуть не умер - такая это была красавица! Теперь, если бы он был холостым, он и глядеть бы на нее не стал, но тогда он еще был "ятом"[36].
Слово "ят" дети не совсем поняли. Но когда Меер-Велвл начал рассказывать дальше свою - биографию, как жена его меньше чем через год родила ему "ятенка", а годом позже еще "ятенка", и еще, еще, - ребята догадались, о чем идет речь.
Покончив с собственной биографией, возница Меер-Велвл перешел к жизнеописанию Янкл-Булгача и других извозчиков, называя каждого по имени и перечисляя, сколько у кого лошадей и каких; у кого - рысаки, а у кого "шкуры, одры, дохлятина".
От извозчиков Меер-Велвл перешел к барышникам, цыганам, конокрадам и "провидцам". Разница между конокрадом и "провидцем", как пояснил Меер-Велвл, состоит в том, что конокрад выводит коня из конюшни, а "провидец" "угадывает", где этот конь.
Поэтому с "провидцами" нужно жить еще в большем согласии, чем с конокрадами. Нет, дети и в два года не узнали бы того, что они узнали за два дня пути от извозчика Меер-Велвла.
Поскольку с извозчиком, его повозкой и тремя "рысаками" мы уже знакомы, мы можем на короткое время вернуться в Воронку и рассказать, как герой этой биографии распрощался со своим местечком, покидая его навеки.
23
ПРОЩАЙ, ВОРОНКА!
Герой прощается с родным местечком. - Размышления о кладе. - Он готов подарить Гергеле свои старые сапоги. - Глупое столкновение Гергеле со служанкой Фрумой
Как ни наскучило местечко, как ни надоели его жители, как ни насмехался над Воронкой в свое время Пинеле, сын Шимеле, перед отъездом местечко вновь обрело в глазах детей Нохума Вевикова прежнее очарование, и им стало больно с ним расставаться. Как с живым существом, как с любимым и верным другом прощался Шолом с местечком, со двором, с садом, с каждым деревцем, которое теперь уже будет принадлежать кому-нибудь другому; и с горой по ту сторону синагоги; и с "левадой" за городом - со всеми местами, где он бывал со своими лучшими друзьями: сиротой Шмуликом, Гергеле - вором и другими. Особо простился он с тем местом, где, как это было известно Шмулику, лежал клад; как зачарованный стоял Шолом один в священной тишине, и в голове у него проносился рой мыслей... Что будет с кладом, если его, упаси бог, найдет кто-либо другой? И возможно ли, чтобы его нашел не еврей? Но это может знать только один - единственный человек - Шмулик... Где - то он теперь, его друг Шмулик? Встретятся ли они когда-нибудь? И что будет, если они встретятся? Если встретятся, то, должно быть, прежде всего приедут сюда ненадолго вдвоем еще раз взглянуть на те места, где вместе провели свои лучшие годы. А потом они примутся за поиски клада: сначала будет поститься один, потом другой; а когда покончат с постами и с псалмами - начнут искать клад. А когда найдут клад - поделят его пополам, на равные доли. То - то будет праздник! Большую часть клада получит, конечно, его отец, Нохум Вевиков. Дядя Нисл - тоже немалую долю; затем дядя Пиня и остальные родственники. Значительная часть клада останется здесь, в местечке, у воронковцев. Вдове Мойше - резника надо дать столько, чтобы она перестала думать о новом замужестве и чтобы ей не пришлось таскаться в Фастов к своим родственникам, которые и сами еле перебиваются с хлеба на квас. "Общественные деятельницы" - служанка Фрума и Фейгеле - черт, хоть они этого не заслужили, все же получат столько, сколько их мужьям и не снилось. Старой Руде - Басе, которая печет блины, бублики, коржи и кормит своими распухшими руками целую семью, не вредно на старости лет отдохнуть. А служка Мейлах, а пьяница Гедалья - их тоже нельзя обойти! Кантор Шумел-Эля все жалуется, что ему тесно в Воронке, у него хороший голос, и, если бы у него были ноты, он мог бы петь лучше самых знаменитых канторов, - нужно, значит, постараться, чтобы у него были ноты. Остается теперь один лишь Гергеле - вор. Что сделать с парнем, чтобы он бросил воровство? Прежде всего нужно, чтобы мать его не была кухаркой, отчиму его - дровосеку - нужно купить собственный дом, насыпать ему полные карманы денег и объяснить, что это делается не ради него, а ради его пасынка Гергеле: пусть перестанет его колотить и называть вором...
Только он об этом подумал, как перед ним вырос оборванный и босой, как всегда, Гергеле - вор.
– Как ты сюда попал?
– А ты?
Они разговорились и пошли вместе. Шолом сообщил приятелю, что уезжает. Гергеле об этом знал. Он даже видел повозку с тремя лошадьми.
– Видел? Что ты о них скажешь?
– О ком?
– О лошадях.
– Что о них сказать? Лошади как лошади...
– А как тебе нравится повозка?
– Что ж, повозка как повозка.
Гергеле не в духе. Товарищ пытается его развеселить.
– Знаешь, я только что думал о тебе, а ты тут сам и явился.
– Да ну! Что же ты думал обо мне?
– Я думал... Я имел тебя в виду при дележе клада.
– Какого клада?
Шолому становится не по себе: сказать или не сказать? А Гергеле снова спрашивает: "Какой клад?" Ничего не поделаешь - придется рассказать. И Шолом принимается рассказывать ему про клад. Гергеле оживляется: "А где лежит этот клад?"
Шолому становится еще больше не по себе: сказать или не сказать? В глазах Гергеле зажигается огонек: "Ты боишься, что я его стащу?"
Шолом уже раскаивается в том, что затеял этот разговор, он начинает говорить с Гергеле тем же тоном превосходства, каким Пинеле когда-то говорил с ним.
– Глупенький, а если я тебе скажу, ты все равно к нему не сможешь добраться, потому что не знаешь каббалы, - это раз; а во-вторых, нужно поститься сорок дней, а на сорок первый день...
– А на сорок первый день ты дурень! - перебивает товарища Гергеле и бросает взгляд на его сапожки; они ему, видно, нравятся:
– Новые?
Шолом чувствует себя неловко: у него новенькие сапожки, а его товарищ ходит босиком! И он обращается к Гергеле:
– Хочешь, пойдем со мной к дяде Нислу - я тебе кое-что подарю.
– Подаришь?.. Что ж, это неплохо. - Шолом и, видимо, довольный Гергеле отправляются в путь. У дяди Нисла они застают целую ораву друзей и приятелей, которые, узнав, что за детьми Нохума Вевикова пришла подвода, явились попрощаться и передать дружеские приветы их родителям.