– Поди-ка сюда, Шолом! Покажи, как ты представляешь Гармизу, читающего тору.
– Как я его представляю? Вот так.
И Шолом, раскачиваясь на одной ноге, вытянул шею, ощерил зубы, затем скривил лицо, как Гармиза, повел носом вверх и потом вниз и закричал странным гортанным голосом: "Зри, я дал тебе жизнь..."
Шолом никогда не видел, чтобы отец так хохотал. Он никак не мог прийти в себя. А когда, наконец, успокоился, то откашлялся, вытер глаза и обратился к детям:
– Видите, к чему приводит безделье? Шатаетесь без толку, и в голову приходит черт знает что - передразнивать учителя Гармизу, как он читает тору (тут отец не выдержал и спрятал свое смеющееся лицо в носовой платок). Бог даст, сразу после кущей найду для вас учителя, и вы начнете ходить в хедер. Кончены каникулы!
Если уж действительно конец каникулам, то нужно по крайней мере пожить в свое удовольствие.
И ребята постарались использовать свободное время наилучшим образом: знакомились без разбора с самыми отчаянными мальчишками, вступали с ними в дружбу, гуляли, как рекруты перед набором. Воронковские ребята показали своим переяславским сверстникам, что, хотя они приехали из маленького местечка, они знают многое такое, о чем переяславцы и понятия не имеют, например, что к каждому имени можно придумать рифму. Возьмите какое угодно имя, скажем, Мотл: Мотл - капотл, Друмен - дротл, Иосеф - сотл, Эрец - кнотл; Лейбл: Лейбл - капейбл, Друмен - дребл, Иосеф - сейбл, Эрец - кнейбл; Янкл: Янкл - капанкл, Друмен - дранкл, Иосеф - санкл, Эрец - кнанкл. И так любое имя.
И еще переяславские ребята не знали языка - перевертыша, то есть, как говорить все наоборот. Например: "Тов я мав мад в удром". Это значит: "Вот я вам дам в морду". Или: "А шикук шечох?" - "А кукиш хочешь?" На таком языке Шолом мог говорить целый час без умолку. Это ведь сплошное удовольствие - вы можете говорить человеку все что угодно прямо в глаза, а он стоит дурак дураком и ничего не понимает.
И что это за мальчишки в Переяславе, которые дают попу пройти мимо, будто он человек, как все. Нет, воронковских ребят не проведешь. Они не пропустят попа просто так. Все ребята, сколько бы их ни, было, побегут вслед за ним и станут кричать нараспев: "Поп, поп, ложись в гроб. Сядь на кобылу, поезжай в могилу. Поп волосатый, зароем тебя лопятой. Нам клад, тебя в ад". Переяславские ребята говорили, что здесь, в Переяславе, нельзя дразнить попов, за это может здорово влететь. Вот тебе раз, попа бояться! Конечно, нехорошо, когда поп переходит тебе дорогу, но чего его бояться? Переяслав - действительно большой город и красивый, что и говорить, но в Воронке было веселей во время каникул. Так думали воронковские ребята, и все же они были не прочь, чтобы дни каникул и здесь, в Переяславе, тянулись без конца.
28
МЕЛАМЕДЫ И УЧИТЕЛЯ
Реб Арн из Ходорова. - Меламед с фантазией. - Галерея меламедов. - Мониш - меламед с косточкой. - Ученики поигрывают в картишки
Каникулы еще не кончились, впереди еще были праздники, но Нохум Рабинович уже стал подыскивать учителя для своих детей. Меламедов в городе было несколько. Во-первых, тот самый Гармиза, который так занятно читал тору. За ним следовал реб Арн из Ходорова - отличный меламед, но со слишком богатой фантазией. Он любил рассказывать ученикам какие - то странные истории о древних временах. Например, историю о своем дедушке, который был богатырем и никого не боялся. Однажды зимней ночью дедушка проезжал мимо леса. Вдруг из лесу выскочили двенадцать голодных волков и погнались за санями. Дед не растерялся, спрыгнул с саней, схватил волков одного за другим и, засунув каждому из них руку в пасть, вывернул всю дюжину наизнанку.
И еще одну историю рассказывал он - как дедушка однажды выручил из беды целый город. Как-то в воскресный день собравшиеся на ярмарке мужики перепились и начали буянить. Дед в это время стоял на молитве. Недолго думая, он сбросил с себя молитвенное облачение, выбрал самого здоровенного из буянов, схватил его обеими руками за ноги и давай им колотить по мужицким головам. Мужики попадали, словно мухи. Уложив всех до единого, дед отпустил буяна и сказал ему: "Теперь ступай домой, а я пойду молиться..."
Как говорил реб Арн из Ходорова, дед его был не только богатырем, но еще и очень рассеянным человеком. Стоило ему задуматься, и жизнь его висела на волоске, господи спаси и помилуй! Однажды он углубившись в себя ходил по комнате; ходил, ходил и вдруг видит, что стоит на столе.
Вот таким меламедом был реб Арн из Ходорова. За ним следовала целая галерея меламедов: реб Иошуa, Меер-Герш, Якир-Симха, койдановский меламед, Мендл-толстяк. У каждого из них был, однако, свой недостаток. Кто хорошо знал талмуд - плохо знал библию, кто знал библию - плохо знал талмуд. Из всех меламедов самым подходящим был бы Мендл-толстяк, если бы он не истязал учеников. Дети дрожали при одном упоминании его имени. Меламед Мониш тоже, конечно, бил детей, однако с толком. А этот, Мендл, мог забить до смерти. Зато и учил же он! Отец обещал детям, что он, с божьей помощью, договорится с одним из этих двух.
Меламедом, значит, они уже обеспечены. Теперь остается подумать о письме. Где будут дети учиться письму? Писать по-еврейски они уже научились у воронковского учителя Зораха. Но как быть с русским языком? И добрый друг Арнольд из Подворок, о котором речь шла выше, посоветовал отвести детей в еврейское училище - и недорого и хорошо. Услышав это, бабушка Минда поклялась, что, пока она жива, внуки ее останутся евреями - и тут уж ничего нельзя было поделать. Тогда начались разговоры об учителях. Ноях Бусл - хороший учитель, но он зять извозчика. У писаря Ици, который обучает по письмовнику, - красивый почерк, но он слаб по части "языка". Писарь Авром, брат того же Ици, слаб и в том и в другом. Что же делать? Остановились на меламеде Монише. Этот человек с достоинствами: он силен в библии, знает дикдук[43], сведущ в талмуде и пишет по-русски на удивление всем. Правда, он не понимает того, что пишет, и пишет он не в соответствии с грамматикой, но это неважно. Дети еще малы для грамматики. Пусть они прежде усвоят дикдук. Это важнее. Мониш дерется - что же, пусть дети прилежно учатся, тогда их никто бить не будет. Не станет же учитель напрасно бить! И действительно, дети вскоре убедились в этом на собственном опыте. Мониш не любил, как другие меламеды, бить или пороть, но на большом пальце правой руки у него была косточка. Когда он этой косточкой ткнет вам в бок или между лопаток или вдавит ее в висок, вам привидится дедушка с того света. Такая была косточка! Шолом старался, насколько возможно, избежать знакомства с косточкой. И это бы ему, пожалуй, удалось, потому что он был один из тех, кто выучивал или умел притворяться, что выучил свой урок по талмуду к четвергу. А библию он хорошо знал. Писал он также неплохо. Но когда дело касалось шалостей, ему не миновать было косточки учителя; он и поныне забыть ее не может. Однако не из-за косточки Нохум Рабинович был недоволен Монишем. Оказалось, что учитель и понятия не имеет о том, что такое дикдук. Когда его спросили: "Реб Мониш, почему вы не проходите с ребятами дикдук?" - он ответил: "Есть о чем говорить, дикдук-шмикдук - чепуха какая!" - и даже рассмеялся. Это очень не понравилось Нохуму, и в следующий учебный сезон он забрал детей у Мониша и отдал их в хедер к другому меламеду.
Этот был хорошим грамматиком, весь учебник знал наизусть. Но он обладал другим недостатком - увлекался общественными делами. Все дни у него были чем-нибудь заполнены: не свадьба, так обрезание, не обрезание, так выкуп первенца, бармицва[44], развод, третейский суд, посредничество, примирение тяжущихся. Однако для кого это недостаток, а для кого и достоинство. Для детей такой учитель был ангелом небесным, а хедер - настоящим раем. Можно было играть в любые игры, даже в карты, и не в такие, как в Воронке (разве это карты?), а в настоящие. Играли в "три листика", в "старшего козыря" - во все игры, в которые арестанты играют в тюрьмах. Да и карты были тоже какие - то арестантские - грязные, засаленные, разбухшие. И в эти карты ребята проигрывали и завтраки, и полдники, и любую наличную копейку, которая обнаруживалась у кого-либо в кармане.
44
"Бармицве" (иврит: бар-мицва) - религиозное совершеннолетие для мальчиков (тринадцать лет).
Эта традиция подробно описана Шоломом-Алейхемом в главе 31.