Трактористом и стал первый сын Злобиных. Учился у отца, а подошли годы – сдал экзамен. Вот он, крайний слева на снимке – Николай Злобин. На Тамбовщине его сразу узнают, потому что портрет его был в газете, потому что он все марки тракторов освоил, потому что он считается «снайпером по квадратам» – никто на Тамбовщине лучше него не может сеять и убирать кукурузу.
Второго сына зовут Михаилом. На пять лет моложе первого. Начал прицепщиком у Николая. А теперь… Портрета в газетах пока еще не было, но Николай признался: «Наступает на пятки брат». Грамотный, задорный. Только что из армии вернулся – сразу на трактор. Вы его узнали, конечно, – второй справа на снимке.
Случаются споры у Злобиных. Техника что ни год – новая. Вот и сравнивают машины. Одним хвала, другим приговор. Бывает, расходятся мнения у отца и братьев. Третий сын – Владимир при этих спорах помалкивает. Сидит обычно в сторонке, щелкает семечки и мотает на ус. Впрочем, усов у него еще нет. Ему всего семнадцать. Экзамен на тракториста он уже сдал, но работает прицепщиком. Такой порядок в семье: годик-другой сзади трактора, а потом уже за руль. На этом снимке Владимир второй слева. Поглядите, как рад он за младшего брата, за Леньку…
Теперь вернемся к началу разговора. Да, сегодня у Злобиных хороший день! Шестиклассник Ленька делает первый выезд.
После этих испытаний Ленька не получит удостоверения – это семейный экзамен. Но, может быть, это один из самых важных экзаменов в Ленькиной жизни.
Ленька счастливее своего отца. Сколько лет отделяют его от отцовского «фордзона»?! Если по годам считать – не так уж много. И очень много, если считать по делам, по пути, который прошли Ленькины отец и братья. Ленька счастливее отца, потому что отцу не у кого было учиться. Он смекалкой определял, «какую гайку на какой болт надо ставить», а Ленька учится в десятилетке. Вечером, после встречи со Злобиными, я пошел к директору школы.
– Да, в девятом и десятом классах у нас машиноведение. Из школы будем выпускать специалистов… Сегодня как раз уточняли с председателем, какие люди нужны. Договорились: чтобы трактор умел водить, доильный аппарат умел бы наладить и на комбайне чтобы хозяином был, и автомобиль… Таких людей будем готовить…
– Уже и теперь полевые работы механизированы у нас на девяносто пять процентов, – сказал председатель колхоза Павел Николаевич Фокин… – Я не оговорился – на 95! Злобины и пашут, и сеют, и пропалывают, и косят, и молотят. Все машинами. Теперь на колхозном дворе нужна такая механизация. Вот как нужна! – председатель провел пальцем у подбородка.
И у Злобиных я тоже видел этот жест: «вот как надо!» Поэтому с такой радостью и надеждой глядит семья механизаторов на своего младшего, на Леньку, который сегодня первый раз запустил мотор.
Счастье первой тропы
Мы шли по тайге. Снег был глубок, но шли мы по следу, и лыжи не проваливались. Мой спутник тунгус затянул песню. «Что за песня?» – спросил я. «Моя песня, – смущенно улыбнулся Кирилл, – про него сочиняй, – указал он на след, – он нам дорогу показывай, он нам легким путь делай». Километров тридцать шли мы окруженные молчаливым лесом, только глубокий след змеился перед глазами. Кирилл без устали мурлыкал свою нехитрую песню о человеке, который прошел впереди нас, которому было трудно, который оставил глубокий след в тайге… «Значит, хорошая песня, если записываешь?» – сказал Кирилл, когда мы дошли наконец до зимовья…
Это было в тот год, когда только-только заговорили о стройке у Падуна. Четыре дня назад я снова встретил Кирилла Трахино. Он сидел у руля огромного самосвала. Я сразу узнал скуластое веселое лицо.
– Давно в Братске?
– По первому следу, – улыбнулся Кирилл, видимо, вспомнив давний наш разговор.
Он теперь отлично говорил по-русски. Машину с камнем он лихо рванул на гору и не удержался, высунул голову из кабины: смотри, мол, это я, тот самый тунгус, что белок стрелял…
Я стоял у камней, исписанных фамилиями и датами. Большая стройка жила тысячью звуков. Звенело железо, за бугром ухали взрывы, натужно рычали самосвалы на дороге. «Вира помалу!» – вплетался в общий гул чей-то тоненький голос. Невидимая за туманом, шумела вода в бетонных коридорах. «Мы были тут первыми», – прочел я уже поблекшую надпись на камне. Сразу вспомнился первый снимок из Братска: замерзшая, шершавая от вздыбленной шуги Ангара, каменный утес и под ним крошечные фигурки людей. В тот год кто-то и оставил эту гордую надпись на камне: «Мы были тут первыми».