– А вот который прислал приглашение, – спрашиваю, – его фамилия Фляйн?
– Его фамилия Фальян, – глухо ответила трубка.
– Тогда получается созвучное «тальян» («палач» на иврите)! – и я коротко и призывно хохотнул.
Доктор не поддержал здоровый юмор.
Проверка закончилась.
Долго я смеялся потом, так долго, что совсем забыл, как распрощались.
И начал ждать.
Через неделю, 8.1.2006, вечером ко мне постучали.
Полиция. Вошли двое: мужчина с бумажками и женщина с пушкой, и приклад в боевой готовности. Без лишних слов спросил, будут ли брать. Объявили о психиатрической проверке завтра в десять утра. Успела приковылять любимая, не слышала и не поняла, что происходит. Остановил её, иначе встала бы между мной и полицией. Спросили, буду ли утром дома. Сказал, что буду. Мужчина вышел на лестницу, долго звонил, вернулся и сказал, что завтра утром они придут за мной. Я предложил в девять. И они ушли.
Пришли точно в девять. Я не предложил сесть, они стояли у двери и ждали меня. Приковыляла Любимая, присела. Когда кончил собираться, протянул к полиции руки. Они были готовы к такому повороту. Мужчина улыбался безрадостно. Женщина, с сожалением на лице, неохотно защёлкивала наручники со словами, что она не хочет это делать, и пару раз спросила, не жмёт ли. Любимая заревела без остановки, пряча лицо в руках. Мужчина пошёл вперёд и я за ним, а женщина успокаивала Любимую, что вернут меня через три часа.
Утро пасмурное, серое. Обычные утренние пробки, машина продвигается медленно. Дорога длинная…
Рисовать хотелось живое.
Как вчера, когда эти ушли.
Молча сидели двое
Возле тёмного окна.
Смотрели друг на друга.
Видели, что с ними стало.
Сравнивали с тем, что было.
Хотели сказать главное.
Но не знали, как сказать главное.
Отводили глаза к тёмному окну.
Окно давало передышку.
Но не озарение, как сказать главное.
Одна мысль сверлила:
Как они бездарно прожили между собой!
И почувствовали спасительное продолжение –
Тяжесть расставания.
Сладкую его горечь.
И обошлось без слов.
От окна возвращали глаза, полные слёз.
И смотрели в глаза напротив, полные слёз.
И опять отводили к тёмному окну…
Стук в окно машины. Она стоит в пробке у большого перекрёстка. За окном знакомый – Шмариягу с моей улицы. Он наклоняется к окну, хочет говорить со мной. Полицейский охотно открывает окно. Знакомый спрашивает, нужно ли сообщить кому-то. Благодарю его. Знакомый уходит, пробираясь между машинами. «Вот это уровень! – думаю благодарно. – Поступил бы я так с ним?»
Психиатр принял точно в десять. Сидел за столом, нервничал после устроенной мною недавней проверки. Его руки дёргались над раскрытым блокнотом, одна – свободная, вторая – с ручкой, готовая писать. Выше не смотрел, чтобы не перегружать себя карательным образом, который будет всплывать, когда не надо.
В двери сказал полицейскому, что если снимут наручники, то я ухожу отсюда. Он передал мои слова психиатру. Руки его снова задёргались над блокнотом, и он что-то промычал.
Полицейский показал мне на стул. Я молча стоял. Психиатр предложил сесть, потом предложил отвечать, потом предложил отвечать письменно, потом беспомощно заявил полицейскому, что так он продолжать не может. Полицейский спросил, есть ли другие виды проверки? Психиатр развёл руками. Полицейские и я вышли в коридор.
В отделении областного психиатра беготня. И вот подходят к нам проверенный мной психиатр и ещё не проверенный мной его начальник с развёрнутым моим делом, и начинает приветственную речь. Проверяю время по телефону. Любезно не затянутые наручники позволяют. На табло – 10:15.
Приветственная речь проходит в уважительной тишине.
Второй дополняет: «Вас положат в больницу!»
Не министерство здоровья – сумасшедший дом карательной медицины.
Происходит суматоха. В кабинетах звонят телефоны. Полицейская куда-то исчезла. Со мной в коридоре полицейский. Долго молчим. Наконец появляется полицейская, которая обещала моей любимой вернуть меня. Полицейские говорят между собой. Долетают слова мужчины: «Тут написано, что после проверки вернуть». И трясёт бумагами, которые в его руке. Подзывает меня, держит ключ от наручников, освобождает руки и желает мне всего хорошего.
Сегодня они вытащили меня из лап карательной медицины. Могли и оставить. Им это запишется.
Я желаю им хорошего дня. Говорю, что побежал на рынок, и убежал на рынок, который в двух шагах.