Лени вышла из школы, смеясь какой-то шутке Мэтью, и увидела родителей, которые ждали ее. Оба. Мама высунулась из окна автобуса и помахала ей энергично, словно актриса массовки на пробах к телепередаче «Правильная цена».
— Ого. Да тебя как принцессу встречают.
Лени рассмеялась, попрощалась с Мэтью и залезла в автобус.
— Ну что, мой книжный червячок, — проговорил папа, когда они с грохотом катили по грязной дороге из городка, — что ты сегодня полезного узнала?
— Мы ходили в поход на каноэ, плавали в Орлиную бухту, собирали листья для проекта по биологии. Ты знал, что волчьи ягоды есть нельзя, а то сердце остановится? А от болотницы может быть приступ удушья?
— Какая прелесть, — заметила мама. — Тут даже растения опасны.
Папа рассмеялся:
— Вот это я понимаю. Наконец-то вас в школе научили хоть чему-то полезному.
— Еще нам рассказывали о золотой лихорадке на Клондайке. Канадская полиция пропускала за перевал Чилкут только тех, у кого была с собой печь. То есть эту печь им приходилось тащить на своем горбу. Но большинство старателей нанимали индейцев нести вещи.
Папа кивнул:
— Богачи вечно на бедняках ездят. Такова история цивилизации. Это-то и погубит Америку. Алчные проходимцы, которым все мало.
Лени заметила, что папа стал чаще высказываться в таком духе, с тех пор как познакомился с Чокнутым Эрлом.
Папа свернул на дорогу к дому, и автобус с грохотом пополз по ухабам. Во дворе отец ударил по тормозам и заявил:
— Ну что, девочки мои, сегодня будете учиться стрелять.
Отец выскочил из автобуса, вытащил из-за курятника тюк почерневшего плесневелого сена и поволок по высокой траве.
Мама закурила. Дым встал сизой короной над белокурыми мамиными волосами.
— Наверно, это весело, — уныло предположила она.
— Мы должны научиться стрелять. Тем более что и Марджи-шире-баржи, и Тельма нам об этом говорили.
Мама кивнула.
— Мам, ты заметила, что папа, как бы это сказать… сердится на мистера Уокера?
Мама обернулась, поймала взгляд Лени.
— Да? — равнодушно откликнулась она.
— Ты сама понимаешь, что да. Ну, в общем… ты же знаешь, как он злится, когда ты… это самое. Флиртуешь с кем-то.
Папа грохнул по капоту, мама вздрогнула, ойкнула, выронила сигарету и наклонилась, чтобы подобрать.
Лени знала, что мама все равно ничего не ответит — очередная их семейная причуда. Папа бесился, а мама его подзуживала. Наверно, ей нужны доказательства его любви.
Лени с мамой прошли вслед за папой по холмистому двору, поросшему пучками высокой травы, к тюку сена с мишенью.
Отец достал из кожаного чехла винтовку, прицелился, выстрелил и попал точно в центр мишени, прямиком в голову, которую нарисовал фломастером на листе бумаги. С дерева вспорхнула стайка птиц и с сердитым криком рассыпалась по небу. Их место тут же занял огромный белоголовый орлан с размахом крыльев минимум футов шесть, уселся на верхнюю ветку и, наклонив голову с желтым клювом, уставился на людей внизу.
— Вот чего я от вас жду, — пояснил папа.
Мама выдохнула дым.
— Да, доченька, мы тут надолго.
Папа протянул Лени ружье:
— Ну, Рыжик, давай посмотрим, на что ты способна. Смотри в прицел, только не подноси ружье слишком близко, а как поймаешь мишень, жми на спусковой крючок. Медленно и спокойно. Дыши ровно. Теперь целься. Я скажу, когда стрелять. Осторожно, только не…
Лени подняла винтовку, прицелилась, подумала: «Ух ты, скорее бы рассказать Мэтью» — и нечаянно спустила курок.
Ружье с такой силой отдало в плечо, что едва не сшибло ее с ног. Прицел ударил в глазницу с громким хрустом, словно сломалась кость.
Лени заорала, выронила винтовку, рухнула на колени в грязь и схватилась за глаз. Веко дергало. Боль была такая, что свело живот, и ее едва не стошнило.
Лени плакала, подвывая. Кто-то опустился рядом с ней и погладил по спине.
— Черт, Рыжик, — сказал папа, — ну чего ты выстрелила, команды же не было. Ничего, сейчас пройдет. Дыши. Обычная ошибка новичка. Все будет хорошо.
— Что с ней? — кричала мама. — Она не ранена?
Папа поднял Лени на ноги.
— Не реви, — велел он. — Это тебе не какая-нибудь репетиция конкурса красоты, на которой учат петь, чтобы получить стипендию. Ты должна меня слушаться. Я ведь пытаюсь спасти тебе жизнь.
— Но…
Боль была нестерпимая. Голова лопалась, по глазам словно били изнутри. Травмированный глаз почти не видел, все двоилось и расплывалось. Однако куда больше Лени терзало то, что отцу совершенно наплевать на ее боль. Лени стало жалко себя. Том Уокер с Мэтью наверняка обращается куда лучше.