Комментарий к Пятая. МИ - минутка истории.
Волчья ипостась Леши - https://pp.vk.me/c633223/v633223232/43d2e/m7SopFaLxy0.jpg
Волчья ипостась Стаса - https://pp.vk.me/c633223/v633223289/3d0ce/hYfRivXFwCM.jpg
========== Шестая. ВЧК - в черных красках. ==========
- Бог всегда нас испытывает. Чтобы сделать сильнее.
- Или мертвее.
Райчел Мид. Сны суккуба
Порой мне казалось, что меня поместили под купол, под непроницаемый «Немой полог», который скрывал все звуки как от тебя, находящейся внутри, так и от людей снаружи.
Ненавижу это ощущение.
Я стояла посреди той опушки, где мы нашли тело отца, и смотрела на сложенный из деревянных брусьев пьедестал, на котором лежал он в своем лучшем костюме. Стояла в полном одиночестве, потому что ни Стасу, ни кому бы то ни было еще из свидетелей его кончины я ничего не сказала, а знакомых бати не знала, чтобы сообщить о черном событии.
И это я тоже ненавидела.
Вообще, если задуматься, я многое сейчас ненавидела. Свою забывчивость, необязательность, что так редко звонила и виделась с ним, из-за которой мы даже не смогли попрощаться. Эти деревья вокруг, источающие омерзительный теперь запах леса и свежести. Тех оборотней, что нашли захоронение. Всех Булатовых вместе с Прохоровым – почему так медленно искали виновницу, ведь, возможно, шевелись они активнее, этого могло бы не случиться.
Но больше всего я ненавидела эту некромантку, которая сделала это с моим отцом, с единственным существом на планете, которое значило для меня даже больше, чем я сама для себя.
Как эта тварь смела забрать его у меня?! Как посмела прикоснуться к моему сокровищу и уничтожить то единственное, что составляло свет в моей жизни?!
Пожалуй, единственное, что не вызвало вообще никаких эмоций, это факел в руке, горящий мерным, желто-оранжевым пламенем. Он просто горел и горел, ни плохой, ни хороший. Только факел, который зажжет огонь, что поглотит моего отца.
Того, кто всегда верил в меня. Кто ставил мои интересы выше своих. Кто, несмотря на собственную жизнь, пытался привить мне понимание – не все так ужасно в этом мире, и есть и достойные люди. Кто старался сделать из меня не просто суккуба, но человека.
И кто умер ради мести какой-то мрази, собственно, тоже мне.
Какая ирония, Ночь.
В двойном размере даже: мой отец был очень старым инкубом, я никогда не спрашивала его точный возраст, но, судя по татуировкам, которые иногда проявлялись на нем, стоило ему снять наносной облик, он жил еще в те времена, когда в ходу были нурманы и язычники. Став историком, я подвергала анализу даже его имя, что еще больше подтверждало мои выводы. Олаф Вольнович, почему-то на долгие века осевший в Валахии, позже ставшей Румынией. Он так много прожил и умер такой несправедливой смертью.
Хотя сомневаюсь, что смерть вообще бывает справедливой. Слишком страшная для тех, кто ни в чем не виновен. И слишком легкая для тех, кто заслуживает более сурового наказания.
Мой батя верил в Вальхаллу и Одина, а потому и похоронить в земле – значило обречь его на весьма жалкое существование за Гранью.
Я вздохнула, набирая воздух, и взглянула на мирно лежащего отца. Прощаться с ним следовало по обычаю.
- Да приветят тебя валькирии и да препроводят через ратное поле Одина. Да пропоют они твое имя с любовью и яростью, дабы услышали мы благую весть из глубин Вальхаллы, что занял ты достойное место в королевском чертоге. За великого павшего мужа, воина, отца, наставника… и друга.
Факел описал небольшую дугу, и погребальный костер вспыхнул с такой силой, словно впитал в себя всю мою боль и злость. Я даже не отступила. Это пламя не пугало и не жгло. Оно заставляло слезы высыхать и согревало, избавляя от вечернего холода.
Когда огонь добрался до тела, из меня словно вынули стержень. Колени подогнулись и уткнулись в землю. А злые слезы все продолжали катиться по лицу, не останавливаясь.
Не думала, что когда-нибудь буду так рыдать из-за чего-то.
Но, как выяснилось, сломать можно кого угодно. Нужно лишь правильно выбрать жертву.
***
Звонок в дверь заставил подпрыгнуть. Кошка выбралась из моих рук и побежала встречать посетителя, обтирая бока о тумбочку, стоящую у входа. Я пошла за ней, отмечая про себя, что, вероятно, у меня не слишком прибрано для приема гостей.
- Привет. – Стас улыбнулся и зашел в квартиру, когда я посторонилась.
- Привет. Чай, кофе? – спросила, проходя на кухню и мимоходом глянув на себя в зеркало.
М-да, как суккубу, мне не было оправданий. А как девушку, за такое отношение к себе меня должны были посадить на кол.
Одежду составляла длинная отцовская майка, такая старая и потрепанная, что даже в половую тряпку стыдно брать, но мягкая и пахнущая им, а потому внешний ее вид остался незамеченным. Волосы были небрежно заколоты карандашом, а под глазами залегли тени.
Я не могла спать. Стоило закрыть глаза, и перед внутренним взором вставало лицо отца, холодное, неподвижное и объятое огнем погребального костра. Или, что еще хуже, тот момент, когда я впервые заглянула в разрытую могилу и увидела там его тело. Никогда этого не забуду.
Возможно, мне стоило с гибелью бати усерднее стараться найти некромантку, но… Сил не было. В первый же день, вернувшись с похорон, я была так зла, что разнесла в квартире все, что билось или хотя бы громко стучало, падая на пол. После этого у меня отпало какое-либо желание что-то делать и двигаться вообще. Я бы уже умерла, наверное, если бы не омерзительные вопли кошки, которая начинала жрать мои пальцы с голодухи, громогласно требуя еды.
Указав мужчине на стул, поставила чайник и начала машинально готовить чай. Пакет с заваркой, ложечка, чашка, сахар, лимон…
- Алира.
Он сбил меня, и я потеряла блаженно-пустую концентрацию, в которой не было ни мыслей, ни чувств. Ни боли от утраты, которая с каждым днем ощущалась все больше.
Я уперлась руками в стол, словно забыла, что делать дальше.
- Что?
- Мне очень жаль, что так вышло с твоим отцом, - искренне сказал Стас, поднимаясь и подходя ко мне со спины. – Но я прошу тебя – не замыкайся. Поговори со мной.
Обернувшись, заглянула в синие глаза. Оборотень действительно волновался, и в его зрачках я отчетливо видела свое отражение.
Пустая. Сломанная. Злая.
- Я в бешенстве, Стас. Неужели не понимаешь? – спросила, сама поражаясь, насколько сел мой голос от льющихся ночь напролет слез. – Он всю жизнь был рядом со мной. Был мне опорой. А я даже не смогла попрощаться с ним. Я всегда считала, что отец будет со мной вечность. Но теперь его нет. И я не представляю, как жить без него.
- Мы переживем это. Вместе, Лира.
Он попытался обнять, но я увернулась. Если он начнет меня сейчас успокаивать, то слезы, вновь подступившие к глазам, снова будут литься часами. Но Прохоров явно пришел не за этим.
Стас, видя, что я и без того на грани, настаивать не посмел. Я молча сделала ему чай, пододвинула черствые пряники, малодушно надеясь, наконец, избавиться от них (вряд ли желудок вервольфа загнется от этого доисторического памятника кондитерскому искусству Тулы), и вопросительно подняла брови.
- Лида несколько раз запускала магический поиск, но, видимо, у этой девицы хорошие знания в общей магии, потому что поиск указывает на все места, где проходили ее одержимые. – Мужчина попробовал из вежливости надкусить угощение и, коротко глянув на мое лицо, отложил его, не оставив на прянике даже отпечатка зубов. Он теперь как бронированный, наверное. – Мы две ночи подряд пытались засечь ее излучение, но все в пустую и… Лира?
Я сидела и не шевелилась. И, судя по нахмуренным бровям вера, даже не дышала. Физически чувствуя, как обычно черные глаза наполняются красными всполохами, попыталась взять себя в руки. Внутри поднималась клокочущая смесь из злости и ненависти. Первое – достанется Стасу, а второе – этой твари, у которой я оторву голову.