— Лейтенант Долан посоветовал, чтобы вы носили это. Это пуленепробиваемый жилет, мужской, но должен подойти. Какой-то пацан оставил, когда уходил из полиции.
Я взяла эту штуку, держа за один из ремней. Он был тяжелее, чем казался, и имел столько же сексапила, сколько эластический бандаж.
— А как же вы? Вам не нужен такой?
Диц снимал куртку.
— У меня есть один в машине. Пойду помоюсь. Потом поговорим об ужине.
Пока он принимал душ в нижней ванной, я убрала продукты. Судя по тому, что он купил, он просто брал по паре всего, в каждом отделе, через который проходил. Я слишком мало пребывала в квартире, чтобы решить, что где должно лежать. Так что я развлекалась, обнаруживая бумажные принадлежности и скрепки, банки, приправы и специи и средства для уборки. К счастью, у него хватило ума купить бутылку Джека Дэниелса, две бутылки белого вина и упаковку пива. Стыдно признаться, как я обрадовалась, увидев это.
Учитывая мои теперешний уровень взвинченности, я была не против глотка алкоголя. Убрала пиво и достала штопор.
Открылась дверь ванной, и вышел Диц, одетый в джинсы и рубашку, босиком. Запах его лосьона после бритья повеял на меня, как облако. Он насухо вытер волосы, и они стояли вокруг головы, как солома. Его серые глаза были чистыми, как лед. Он заметил радио и включил его на какой-то песне в стиле вестерн-кантри, с ритмом скачущей лошади, который мог довести меня до сумасшествия. Моя проблема с музыкой кантри состоит в том, что мне не нравятся похоронные тексты. Однако, после выступления против его курения, мне было неудобно еще и протестовать против его музыкальных вкусов. Возможно, ему нравится наше вынужденное соседство не больше, чем мне.
Я налила вино в стакан.
— Хотите?
— Конечно!
Я передала ему стакан и налила другой себе. Я чувствовала, что нужно произнести тост, но не могла придумать, о чем.
— Хотите есть? Я видела, что вы купили бекон и яйца. Если хотите, можем их съесть.
— Хорошо. Я не знал, что еще купить. Надеюсь, вы не вегетарианка. Мне надо было спросить.
— Я ем все… ну, кроме говяжьего желудка.
Я поставила стакан и достала яйца.
— Болтунья пойдет? Боюсь, глазунья у меня не получится.
— Я могу приготовить.
— Да ничего.
— Это не должно быть вашей обязанностью. Я здесь не как гость.
Ненавижу споры, кто окажется вежливей. Я достала сковородку и сменила тему.
— Мы никогда не говорили о деньгах. Ли не упоминал, сколько вы берете за час.
— Давайте не будем об этом беспокоиться. Что-нибудь придумаем.
— Я буду чувствовать себя лучше, если мы придем к соглашению.
— Для чего?
Я пожала плечами.
— Так больше похоже на бизнес.
— Я не хочу брать у вас деньги. Я это делаю для удовольствия.
Я повернулась и уставилась на него.
— Вы думаете, это удовольствие?
— Вы знаете, что я имею в виду. Я все равно закрыл бизнес, так что это — за мой счет.
— Мне это не нравится. Я знаю, что у вас добрые намерения и, поверьте, ценю вашу помощь, но не люблю чувствовать себя в долгу.
— Тут нет никаких долгов.
— Я собираюсь вам заплатить, — заявила я сердито.
— Прекрасно. Заплатите. Мои расценки только что повысились. Пятьсот баксов в час.
Мы уставились друг на друга.
— Это бред сивой кобылы.
— В том-то и дело. Это бред сивой кобылы. Мы что-нибудь придумаем. А сейчас я голоден, так что хватит спорить.
Я повернулась к сковородке, мотая головой. Радость одиночества в том, что все всегда бывает по-вашему.
Я отправилась спать в девять, совершенно без сил. Спала плохо, сознавая, что Диц не спит и неутомимо рыскает в ночи.
11
Я автоматически проснулась в шесть часов и выкатилась из кровати для утренней пробежки.
О, черт, больно! Я всасывала воздух сквозь сжатые зубы, стоя на четвереньках на полу, когда вспомнила требования Дица. Ни бега, ни тренировок. Он ничего не говорил насчет вставания с кровати. Я, в любом случае, не в том состоянии, чтобы заниматься спортом. Второй день всегда самый плохой. Я поднялась на ноги и захромала к перилам, чтобы взглянуть вниз, на гостиную. Он уже встал. Диван был сложен. Я почувствовала запах свежего кофе и увидела Дица. Он сидел за кухонным столом, с открытой перед ним «Лос-Анджелес Таймс» и, возможно, мечтал выкурить первую сигарету. Издали, в перспективе, казалось, что на его лице доминируют нахмуренные брови и выступающий подбородок, а его тело — тяжелое в верхней части, с мощными плечами и бицепсами. Он листал страницы, добираясь до середины газеты, где описываются в деталях преступления, совершенные в Лос-Анджелесе.