Акканийди же взяла серебряные нити из солнечных лучей. Этими нитями она создала звезды такими яркими, что казалось, они звенели в ночи.
— Я есть,— сказала Акканийди.
И с этого дня они стали как одна — мать Найнаса и Найнаса жена...
Мать Найнаса растянула на потолке спальни звездный пояс так, что от пола он был видим, как ночное небо в звездах.
Однажды пришел Найнас поздно ночью и лег спать. И спал он в ту ночь крепким сном. Однако спал он чутко. Под утро проснется — глянет на небо и видит: светлые звезды, черное небо. Успокоит свое сердце и снова заснет. Не раз он так пробуждался и каждый раз видел над собою глубокое черное небо и звезды.
Жена его давно уже пробудилась и вышла из дома по хозяйству. Первое, что она сделала,— развесила шкуры мехом на ветер,— пусть их обдует,— и забыла об них. А сама пошла за водой. Идет, на коромысле своем несет ведра, полные родниковой водой.
Солнце поднялось уже высоко, горячими лучами оно ожгло оленьи шкуры. Акканийди в дом свой вошла и, позабыв о шкурах, принялась расчесывать волосы.
Мать Найнаса, увидя, что шкуры уже пересохли, крикнула Акканийди:
— Невестка, смотри, твои шкуры на солнце горят!
Тут-то Найнас вскочил. Метнулся он, выскочил из дома наружу. Жаркое Солнце ожгло его. Только и видела мать Найнаса, как мелькнул он тенью и в воздухе растаял. Акканийди метнулась заслонить мужа от Солнца, но голова ее была не покрыта — Солнце схватило ее за волосы. Оно жгло ее. Она звала Найнаса-мужа, чтобы спас ее от Солнца, от жара его, она просила оросить ее водой!
Но Солнце крепко держало в жарких руках дочь Луны, невесту Пейвальке. Когда оно сжалилось над нею, то вознесло в высокое небо и метнуло в лоно матери-Луны.
Вот она, Акканийди, жена Найнаса, идет с коромыслом и ведрами воды на плечах, вон виднеется она тенью на лике Луны... Это она, Акканийди — Я есть — бабкина дочка, Никийя — как сказано, Я не есть и Никто я. Я есть — Найнаса прекрасная жена, сотворительница Звездного пояса Высокого Неба.
И вот она, сказка о Найнасе, вся... а прежде песнею пели.
Всё.
МЯНДАШ
Великий Тьермес гонит грозовые тучи. Голова его в небо уходит — десять кряжевых сосен его рост. Зеленый мох — его волосы, рвут их все ветры и никогда не сорвут. В руках его радуга, и мечет он молнии.
Собаки бегут впереди — каждая с ездового оленя.
Тьермес видит добычу, Тьермес смеется, и громы грохочут, и небо высоко уходит и падает вниз[4].
Охотится Тьермес. Он бежит; там, где стопы его коснутся земли, перевалами расступятся горы, полягут леса, два лога протянутся и потекут реки.
Из-за Норвегии, из-за Лимандров далеких, где не нашей жизни начало, гонит Тьермес добычу. Она впереди, никогда не видима богу, но близка ему для удара — вот-вот ударит молнией в сердце.
То бежит Златорогий Олень. Белый он, его шерсть серебристое снега. Черную голову держит высоко, закинул рога, летит на невидимых крыльях. Ветры вольные — его дыханье, они несут его в его пути. Глаза его полузакрыты, но не смотри в них, человек,— от силы их ты будешь слеп. Закрой свои уши, когда услышишь бег,— от той силы ты будешь глух. Опалит он тебя своим дыханием — и ты будешь нем.
Знай: то Мяндаш-пырре...
Знай: когда великий Тьермес настигнет Мяндаш-пырре и первой стрелой ударит — весь камень гор раздастся и выбросит огонь, все реки потекут назад, иссякнет дождь, иссякнут все озера, море оскудеет. Но солнце будет.
Знай еще: когда великий Тьермес второй стрелой вопьется в черный лоб меж золотых рогов, огонь охватит землю, горы закипят водой, на месте этих гор поднимутся другие. Сгорят они, как бородатый мох на старых елях. Сгорят полуночные земли, и лед вскипит. Ветер с Севера будет пламенем. Сгорит Старик с Севера.
Когда же на Мяндаш-пырре ринутся собаки и Тьермес вонзит свой нож в живое сердце, тогда конец: упадут с небес все звезды, потухнет старая луна, утонет солнце. На земле же будет прах.
МЯНДАШ-ПЫРРЕ
Из-за Каменского, из-за Имандры, из нутра Матерой земли бежит Мяндаш — дикий олень.
Мяндаш-пырре имя ему, он начало дикарьского кёгору. Мяндаш-пырре — начало жизни и краю.
От края до края земли, от начала не наших пределов Мяндаш-пырре бежит.
Путь его — солнца путь, туда ему бег.
Мяндаш-пырре летит, Златорогий Олень. Белый как снег, он бежит из-за Лимандров далеких, из-за Норвеги, летит прямо к Каменскому Нижнему озеру. Замарались копыта — и не понравилась ему эта земля, не взлюбилась вода. На Сыйвыннь побежал. Стал на Камень крутой.
Здесь. Отсюда видна высокая Кейва, сытные земли Оаймкеджпоалла. Остоялся тут, ноги расширил — омочил нашу землю; отдых принял. Встал и подумал: