По делу Стефана глухо. Реджина покрывает тех, кто был свидетелями убийства Заклинателя, а это я и Ева. Потому что мы не можем доказать, что мы спасали жизнь Мелани. На словах получается все гадко: Стефан из-за личной неприязни к Химерам убил колдуна-немца. Прокололся Клаусснер на входной двери, где остались следы его магии. А я ведь его спрашивал - всё он зачистил, ничего не забыл?
Химеры после того, как мы проиграли дело Мелани, не упустили случая добить лежачего – им не понравилось, что Саббат вышел сухим из воды, что ни один Инквизитор не сгорел. Вот теперь решили отыграться на Стефане.
- Мисс Хелмак, тогда зачем вы его отправили на Начало?
- Просто нарушение порядка школы.
- Какое?
- Он ударил смертную.
- С каких пор стали так наказывать? Ведь, скажем так, провинность не достойна удалением из школы.
Твою мать! Этот кореец хитрый, как черт. Знает, на что жать. Мы находимся в кабинете вместе с новенькими, которых вообще это дело не касается. Но таковы правила. При допросе все обязаны присутствовать. Так же в комнате помимо Инквизиторов находятся кореец-Дознаватель и два его помощника – неизвестный мне Архивариус и Тогунде, который был Дознавателем по делу Мелани. Эти двое следят за нами, чтобы не было воздействия, магии и всяких разговоров и сообщнических знаков. Сейчас они допрашивали Реджину. Очередь Евы уже прошла. А вот мне предстоит еще отвечать на вопросы Сената.
Именно в этот момент заиграл мой мобильный, тут же привлекая всеобщее внимание и поднимая злость внутри меня: кого еще черт дернул?
Я достаю телефон, готовый скинуть номер, как тут же взгляд задерживается на имени звонящего – «Кевин Ганн». Я, как баран, смотрю на дисплей.
- Простите, у Рэйнольда Оденкирка сегодня день рождения. - Реджина обращается к Дознавателю, после чего оборачивается ко мне. - Это звонит твоя мама, дорогой?
Сообразив, что требуется соврать, я отпрашиваюсь у рядом стоящего Тогунде:
- Можно я отвечу на звонок? С утра жду его.
Тогунде в недоумении смотрит на напарника – тот кивает в знак согласия, после чего взглядом спрашивает у Дознавателя.
- Да, конечно, ответьте. - Кореец взмахом руки разрешает выйти.
Я кидаюсь из кабинета под трезвон своего телефона, как останавливаюсь в замешательстве у выхода - за мной следует Архивариус.
- Тогунде вас проводит. Простите, но таковы порядки.
Отлично просто!Я киваю и выхожу в коридор, смиряясь с тем, что разговор будет проходить под надзором Сената.
- Да?
Готовый услышать знакомый тембр Ганна с беспечными юношескими нотками, но застываю в шоке, когда в трубке звучит ЕЁ голос. Мое сердце забывает, как надо стучать, сбиваясь с ритма.
- Рэйнольд? Это я, Мелани.
Всё, что я могу сказать это сухое «да». На меня, не отрывая взгляда, пялится Тогунде, будто мой надсмотрщик в тюрьме. Сложив руки в ожидании, он замер в позе, превратившись во внимание. Сама собранность. У меня же пересыхает в горле и дрожат руки, но стараюсь не показать свою нервозность и радость, что могу слышать её.
- Я звоню поздравить тебя. Слышала, что у тебя сегодня день рождения…
Ее голос мягкий, тихий, неуверенный, но такой родной, такой реальный. Где же ты, Мел?
- Да. Спасибо.
В трубке повисает пауза. Я слышу ее дыхание и понимаю, что она в замешательстве. Не молчи, милая, не молчи!
- Как у тебя дела? - Я первым нарушаю эту тишину. Мои мысли путаются, в голове полный кавардак.
- У меня? Ничего… Нормально. А у тебя?
- Я… соскучился.
Это единственное, что могу сказать ей: малая толика того, что я чувствую. В трубке снова молчание. Слышу тихие всхлипы. Она плачет. Невозможно просто! Я не могу ее успокоить, и от этой беспомощности чувствую себя взвинченным, к тому же еще больше нервирует Тогунде, который уже дернул рукой, глянув на часы – показывает, что пора заканчивать разговор.
- Прости, но не могу говорить сейчас.
- Ты занят?
- Да.
- Может, мне перезвонить?
О боже! Я хочу этого! Но нельзя. Я не знаю, сколько пробудут тут Архивариусы. Да и опасно. Клаусснер уже в карцере. Мне еще не хватало там оказаться. Боюсь, как бы Архивариусы не оставили здесь кого-нибудь из своих или не поставили какие-нибудь магические запреты на нас. Слишком зачастили Саббатовцы в судах. Это чревато проблемами.
- Не стоит. Не звони. – «Не рискуй», - мысленно добавляю я. На том конце снова молчат. И я делаю то, что не должен был при Тогунде, проклиная себя на чем свет стоит: – И прекрати, пожалуйста, меня... звать.
- Звать?
В голосе Мелани слышатся нотки удивления. Это как глоток свежего воздуха, потому что слышать печальный голос невероятно тяжело. Я еле сдерживаю себя, чтобы не прошептать ее имя в трубку...
- Да. Ты постоянно зовешь. Позавчера ты сидела на ступеньках и позвала меня…
Я слышу глухую тишину, что на мгновение пугаюсь, что звонок прервался:
- Алло?
- Я тут. Просто… как? Я же была в Вяземке!
- Я тебя слышу! – Рычу я в трубку, ловя сосредоточенный взгляд Тогунде. Твою мать! Он может на минуту отвлечься?
- Рэй, это невозможно! Я же смертная.
Я только уж собирался ответить, как дверь открылась и в коридор вышла Кристен.
- Рэй! – Она громко окликает, разнося мое имя эхом по коридорам Саббата, и кивком головы указывает на кабинет. – Пошли! Они требуют именинника. Наверное, поздравлять будут.
Тогунде хмыкает на шутку Деннард, расслабляясь в своей позе.
- Меня зовут. Не могу больше говорить.
- Да, конечно.
Мне не нравится, как прозвучал ее голос! Но времени нет.
- Прости, - шепчу я в трубку и отключаю мобильник. Тогунде взмахом руки приглашает в кабинет. Я тяжело вздыхаю, пытаясь отвлечься и настроиться на предстоящий допрос. В конце концов, у меня теперь есть возможность с ней связываться. Если она звонила с телефона Кевина, то значит Ганн рядом с ней. А это уже много!