- Что-то мне страшно в дом входить.- Прошептала я Кевину, который с таким же выражением лица, как у меня, осматривался вокруг. Выглядел он странно, одетый не для этого места: белоснежная дорогая майка-поло, джинсы, слиперы на ногах – образ для отдыха на курорте, где в программу включен теннис и гольф. Вяземка всего этого не имела. У нее была особая программа для нас.
Кевин по-дружески обнимает меня, пока мы стоим и смотрим на Варвару, открывающую дом. Приложив некоторые усилия, дверь поддается и с противным скрежетом ржавых петель распахивается. В доме темно, пусто и страшно. Мы стоим и пялимся на вход - на эту черную дыру в иной мир.
- В конце концов, я ведьма или кто? – Варя спрашивает саму себя, внушая бесстрашие, чтобы войти внутрь. – Да и колдун тут тоже имеется.
Кевин прыскает со смеха в кулак, смотря на робкую Варвару. Для него это забавно, я же понимаю сестру. Для нас войти туда, как окунуться в детские кошмары и загробный мир.
- Пошли, - я хватаю Варю за руку, и мы, подобно космонавтам, сходящим на новую планету, заходим в дом. Глаза медленно привыкают к темноте помещения. Воздух спертый, влажный с запахом гнилой древесины. Наверное, где-то протекла крыша. В сердце болью отзывается знакомая обстановка: старый бабушкин стул, часы со сломанной кукушкой, которые уже не работают, посудный шкаф с кастрюлями.
- А здесь чисто, - я замечаю, что нет ни паутины, ни мышиного помета, ни пыли, ни мертвых мух.
- Прислужницы отлично поработали, - бормочет Варя, выпуская мою руку, и смело идет внутрь дома. Сзади меня входит Кевин, который молча оглядывается. Его больше заинтересовала кадка, которую мы когда-то использовали для воды из колодца, и ухват, которым бабушка вытаскивала глиняный большой горшок, когда готовила в печи.
- Это что? На медведя ходить?
- Нет. Это ухват. Бабушка его еще обзывала рогатиной. Он для того, чтобы горшки из печки доставать.
- Печки? – Ганн удивленно смотрит меня, явно не понимая меня.
- Говоришь, процесс заклинания завершен?
Он хмыкает, улыбаясь.
- Ты ответила в стиле Реджины.
Я смущенно отвожу взгляд. Саббат – больная тема для нас. Мы оба по нему тоскуем, выдворенные оттуда, возможно, навсегда. Только я пробыла там лето, а Кевин всю жизнь, росший под надзором своей опекунши – директрисы школы Инквизиторов Реджины Хелмак.
- Слушайте, а прислужницы хорошо поработали, - Варя выходит довольная из глубины дома. – Чисто кругом, крышу залатали, водопровод работает, даже свежее белье оставили.
- Пойду, туалет посмотрю, – я кошусь в сторону Ганна.
- Что вы так суетитесь насчет туалета? – Кевин хмурит брови. Нет, все таки он не для Вяземки. Его весь вид так и кричит, что он не из России, и в такой глуши никогда не бывал.
- Ты в Индии был? – Варя намекает ему на то, что его ждет за пределами дома.
- Неужели у вас такая антисанитария? – Кевин обнимает ее и смеется.
- Нет, не антисанитария. Но противно и неудобно. Там деревянная будка с квадратным грубо сколоченным стульчаком и дырка в полу, и все это продувается ветром с улицы. Никакого слива, никакого света, никакой системы воздухоочистки.
С каждым произнесенным Вариным словом скепсис Кевина тает на глазах.
- Вы серьезно?
- Погоди пока пугать! – смеюсь над этими двумя чудиками. – Дайте посмотрю и расскажу, что там и как.
Я разворачиваюсь и выхожу из дома. Свежий холодный ветер с запахом трав возвращает меня в детство, будто я вышла через дверь в прошлое. Начало сентября, все еще тепло, но воздух уже наполнен осенью. Вообще в это время в природе ощущается потустороннее, ведьмовское, будто за тобой наблюдает кто-то. Химеры любят осень, в это время трава наполняется магией смерти - так они называют уходящую в сон природу.
Я спускаюсь и иду за дом, уныло отмечая, что все заросло и обветшало. Коровник растащен местными на кирпичи. Когда-то бабушка Катя построила его – радости не было предела, это была личная ее победа: кирпичный, белый, теплый, он тогда странно смотрелся рядом со старым деревянным домом. А вот и туалет. Наверное, дом рухнет, а этот пенал из досок будет стоять, не потому что на века построен, а потому что такова особенность: сколько раз замечала в деревнях руины когда-то бывших зданий, а рядом притулившиеся кривые и осевшие серые туалеты, как гробы-пеналы. Вот такой странный юмор у России. Дома нет давно, а туалет остается.