Не потому, что ты мне нравишься
Я медленно прихожу в себя. Такое ощущение, будто мое тело - чугун, камень, дерево, да что угодно, только не тело. Что-то тяжелое, неподатливое.
Глаза закрыты, но голова работает, при том не очень хорошо. Словно я переспала положенную норму. А во рту кислятина. Господи, надеюсь, я не проспала подъем, не хотелось бы получить нагоняй от мисс Татум! Заставляю себя подняться и сесть, но глаза все так же закрыты. Тяжелые веки не хотят открываться. Приступ зевоты словно подтверждает, что я не прочь дальше спать. Но если усну, то будут проблемы, а, во-вторых, так можно опять впасть в кому. Тру глаза-предатели, затем запускаю пальцы в волосы и чувствую, что у меня там все спутано в воронье гнездо.
Хорошенько проморгавшись, я поднимаю взгляд, чтобы привычно посмотреть в окно. Но первое, что вижу - цвет грозы. И он улыбается.
Рэйнольд сидит в кресле, подавшись вперед, облокотившись на колени, и смотрит на меня в упор. И улыбается.
- Рэй? – Мой голос ломается в конце, что приходится откашляться, чтобы продолжить. – Ты что здесь делаешь?
- Наблюдаю, - напевно отвечает он, будто действительно видит жутко интересное явление.
- Зачем? – выпаливаю я. А затем понимаю, что это не тот вопрос. – Что ты делаешь в моей комнате?
- Я уже сказал, что я делаю в твоей комнате. – Он откидывается в кресло, положив руки на подлокотники. Будто сидит на троне. И продолжает улыбаться! Это выводит из себя. Раздражает.
- Зачем? – Нет, все–таки первый вопрос был правильный.
- Чтобы узнать, как ты после вчерашнего?
Ага. Вчерашнее. А что у нас было вчера? Я пытаюсь вспомнить, но последнее, что я помню, это разговор про вечеринку за завтраком.
И тут замечаю, что одета: я спала в джинсах и майке. И воспоминания, словно из корзины, сыпятся одно за другим. Завтрак, спор с Рэем, больница и куча врачей, весть о смерти Салем и …темнота.
Только это не та темнота, которая дырой проходит в моей памяти о прошлом. Это живая Темнота, если так можно ее описать. Она давит мне на грудную клетку; невозможно пошевелиться, потому что Темнота огромным грузом придавила меня и ломает кости. А потом красный трепещущий цвет побеждает Темноту, но оставляет нереальное количество боли.
- Что со мной было? – Я слышу, как изменился тон моего голоса.
- Приступ клаустрофобии. – Рэй напряжен, его руки сжаты в кулаки. – Мы застряли в лифте, там, в больнице. И у тебя был приступ паники.
- У меня никогда не было приступов паники…
Рэй смотрит на меня, не отрываясь, будто ждет, чтобы я призналась в чем-то. Только вот беда, мне не в чем признаваться.
- Я не знаю, что еще ты хочешь услышать, - сдаюсь я, вызывая у него усмешку. Но лишь на мгновение, и вот он снова сама серьезность.
- Ты ничего не вспомнила?
- Нет. - Но то ли я патологически не умею врать, то ли дело в Оденкирке, который одним своим присутствием выбивает меня из колеи, мой ответ звучит неуверенно. И вот теперь мне есть что рассказать. – Просто последнее что я помню до аварии, это странный трепещущий красный цвет. А теперь добавилась темнота. Она словно душит меня, ломает, будто на меня навалилось что-то. А потом как раз красный цвет…
Звучит как бред сумасшедшей. Черт. Теперь Оденкирк будет думать, что у меня не все дома.
- А ты не знаешь, что это может быть? – Кажется Рэй все принял очень серьезно и теперь, как заправский психолог, сидя в кресле и водя своим изящным пальцем по подбородку, пытается докопаться до истины.
- Нет… Может, это и есть авария. Красный – это Корвет, а темнота - это когда в меня въехали…
- Да, наверное, ты права. Всё так и есть. – Он неожиданно прекращает играть в психолога, хлопнув ладонью по ручке кресла. – Я думаю, ты голодная.