Попытавшись аккуратно сложить Миррино одеяло, я завязываю его узлом, будто тюк, а затем скидываю с окна, глядя, как оно шмякается на оранжевую старую плитку внутреннего двора.
Отлично! Вроде бы все. Пора уходить.
Я осторожно закрываю дверь за собой и выхожу на лестницу именно в тот момент, когда кто-то звонит в дверь. В мутном стекле маленького окошка двери виден силуэт пришедшего — незнакомый мужчина. Я замираю в ужасе. Такого развития событий не рассматривал! Что делать? На мгновение теряюсь. Паника охватывает меня. Пока я верчу головой не зная, что делать, звонок продолжает оголтело трещать, будя спящих. И вот слышу рык и крепкие словечки Роджера. Я медленно начинаю отступать назад, стараясь не громыхать ботинками и скрипеть на лестнице. Я уже на последней ступеньке, как внезапно дверь сама открывается и в дом входит мужчина, одетый в костюм и пальто. Он словно знает, что я на лестнице — моментально находит меня взглядом и застывает на пороге. Холодок побежал по загривку, и я все больше попадаю в плен его голубых глаз, словно в гипноз.
Я в ужасе пячусь, спотыкаюсь и громко падаю на пол, прерывая зрительный контакт. Холодок тут же проходит, а в голове возникает одна единственная мысль: «Спасаться!».
— Эй! Ты кто такой? — Доносится тяжелый бас Роджера снизу. И незнакомец, как и я, оборачивается на оклик. Меня словно отпустили невидимые нити, и, забывшись об осторожности, с грохотом кроссовок о деревянный пол вскакиваю и несусь в свою комнату. В барабанных перепонках стучит кровь, заглушая все остальные звуки.
Что делать?
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Я стою посередине комнаты и понимаю, что не знаю куда бежать. Я загнан! И, словно в подтверждение, слышу шаги на лестнице. Кидаюсь к окну и поднимаю створку. Два этажа. Высоко. А дальше куда?
Не успеваю продумать план действий, как дверь в комнату открывается и на пороге стоит незнакомец.
— Эй! Куда пошел? — Доносится снизу крик Роджера. И, не думая, выпрыгиваю из окна. Я больно приземляюсь на ноги, что они даже немеют от удара. Но времени себя жалеть нет! Оглянувшись, вижу куль из одеяла. Резко дергаюсь, хватаю его, встаю. Стопы колет тысяча невидимых игл, меня пошатывает. Сцепив крепко зубы, со всего разгона прыгаю через деревянный забор. Я напуган настолько, что с легкостью беру барьер и оказываюсь во дворе у миссис Уэст. Я несусь через вывешенное влажное, пахнущее стиральным порошком и чистотой, белье соседки, вбегаю в дом, молнией проношусь через ароматы чужой жизни — сквозь первый этаж, краем глаза замечая, что сама миссис Уэст смотрит телевизор в гостиной, и вылетаю на улицу.
Не чувствуя собственного тела, мчусь вдоль улицы, то и дело оглядываясь — не гонятся ли за мной. Сердце горит внутри грудной клетки, воздух дерет горло. Но бегу!
Удар неожиданный и резкий — боль от скулы до коленки. Я падаю на кого-то с вскриком, сминая под собой. Мир теряет целостность — дробится на картинки и падает вместе со мной: серость тротуарного камня, мягкость чужой кофты, шершавость одеяла в моей руке, боль от удара. Зажмуриваюсь. Горячее дыхание, девчачий сдавленный стон, чем-то похожий на мультяшный, и ее волосы, щекочущие щеку, с запахом сладкой ваты. Чужая разрастающаяся боль в копчике и затылке.
Открыв глаза, понимаю, что я лежу на этой нюне — новенькой из моего класса. Она открывает свои глаза и смотрит с обидой. Вместо того, чтобы извиниться перед ней, чувствую, как раздражение с ненавистью к ней захватывают меня всё сильней, и я гневно выпаливаю:
— Смотри куда прешь!
Она глупо открывает рот и хлопает ресницами.
— Ты… ты… ты сам же…
Я встаю с нее и потираю ушибленные места. Но вспоминаю про погоню: начинаю искать незнакомца на улице, но никого не вижу. Видно, он не побежал за мной. Кто это вообще был? Полицейский без формы? Или сотрудник органов опеки?
Я в недоумении оборачиваюсь на Дженнифер, будто она может мне что-то объяснить. Но девчонка шмыгая носом и скуля от боли, поднимается с дороги. Рядом с ней валяется ее рюкзак с моим кульком из одеяла.
— Чего ноешь?
— Куртку из-за тебя порвала…
Я ожидал что-нибудь обидное в ответ, ругань, угрозу, но не это! Поэтому с удивлением смотрю на нее. Девчонка теперь стоит, понурив голову, щипает порванный рукав, будто в надежде, что он срастется, и… плачет. Вина захлестывает меня настолько сильно, что в недоумении начинаю с интересом рассматривать ее. Я никогда ее так близко не видел: светло-каштановые волосы, вздернутый нос, длинные ресницы, на щеках легкие веснушки. Симпатичная. Чем-то похожа на фарфоровую куклу, что стоит на камине у соседки.
— Эй, выродок! Женушку себе присматриваешь? Отлично смотритесь! Два идиота!
Голос Люка звучит с противоположной стороны, что я нервно дергаюсь, готовый продолжить свой бег.
— Чего в школе не был? Струсил, Оденкирк? Мой отец уже подал заявление в полицию на тебя.
Моя ненависть взвивается и захлестывает меня, что хочется рвануть и растерзать этого урода. Но фраза про полицию тут же бросает в холодный пот: вот, кто был этот незнакомец в доме! Всё. Мне крышка! Единственное, что я могу, это крикнуть в ответ, сжав кулаки:
— Заткнись, недоносок! Иначе я тебя убью!
— Давай, попробуй! — Орет Люк, при этом делает неприличные движения, вызывая на продолжение драки.
Я не выдерживаю и устремляюсь к нему, но внезапно что-то удерживает. Обернувшись, я с удивлением, обнаруживаю, что эта девчонка схватила меня за край куртки и тянет на себя.
— Не надо! Он только и ждет этого! У тебя итак проблемы.
Я даже задыхаюсь от такой наглости. Весь мой гнев уступает удивлению: эта малявка стоит и смотрит серьезным, обеспокоенным взглядом, будто действительно волнуется за меня. Обалдеть! Я ее толкнул, не извинился, а она меня защищает!
— Что, Оденкирк? Подружка не разрешает?
Я снова делаю движение в сторону, но уже не рвусь к этому придурку с кулаками. Дженнифер все еще держит меня за край куртки. Поэтому решаю уйти — с Люком я разберусь позже. Еще не хватало, чтобы полицейский услышал или увидел, если он где-то поблизости. Вообще мне нужно валить с улицы.
Я зло вырываю куртку из рук девчонки, подхватываю с земли свой рюкзак и куль из одеяла. Но напоследок все-таки выплескиваю свою злость, если не Люку, то ей:
— Слушай, а ты часом на меня не запала?
Девчонка вспыхивает румянцем, а я, хохотнув над ней, ухожу, слыша, как Люк еще что-то орет вслед. Когда-нибудь я этому слизняку вырву язык. Всё равно меня посадят в детскую колонию. Или куда там определяют малолетних преступников?