Я поворачиваюсь к остальным и рычу:
— Вы меня не поняли? Пошли вон отсюда!
И снова взрывается что-то у их ног. Все трое взвизгивают и отскакивают.
— Да подавись ты! — Говорит Молли и кидает дневник на землю, следом за ним падает рюкзак Дженн. Девчонки, фыркая и кидая злые взгляды, неспешно уходят. Слышу, как с их стороны доносится: «Два сапога пара! У одного мать алкоголичка, другую — на помойке нашли».
Когда они скрываются из виду, я поворачиваюсь к Дженнифер, которая виновато жмется к стене и утирает нос рукавом, и со вздохом начинаю поднимать все вещи с земли: кидаю ее дневник в рюкзак, подбираю учебник, которым нас обоих треснули по голове, собираю рассыпавшиеся ручки и карандаши. Затем кулем пихаю в руки новенькой. Дженн, будто отмороженная, стоит и пялится на меня.
— Спасибо…
Лучше бы промолчала! Потому что я взрываюсь в гневе на нее и себя:
— Ты когда научишься давать сдачи? Тебе самой не надоело? Они же не прекратят, пока не покажешь кулаки!
— Я не умею… — Шепчет она, стыдливо опустив глаза, снова щипая рукав куртки, на котором образовались свежие стежки, после прошлой «встречи» со мной. По ее щекам текут слезы.
— Зато плакать умеешь. — Бурчу я, убирая руки в карманы и ощущая вину, что сорвался на ней. Стыдно. Ведь сам недавно ревел, как девчонка, в плечо сестры.
— Иди отсюда…
Она всхлипывает и уже поворачивается, чтобы уйти:
— Пока, Рэйнольд.
Мое имя в ее исполнении странно отзывается во мне. Будто болячку сорвала с коленки, и я теперь снова хромаю. Будто резко затормозил на велике, и свалился, не удержав равновесия. Будто мои ненависть и злость испарились, и я оказался уязвимым перед ней.
Да что не так-то? Что со мной? Совсем я расчувствовался! Еще чуть-чуть и превращусь в лужу из розовых соплей, что тоже забуду, как защищаться. Громко сплюнув на землю, чтобы показать ей свое пренебрежение, я неспешно удаляюсь в «Таверну» победителем этого раунда.
Вечер принес покой. Прошлындав по району от безделья, мы с Мириам медленно брели к «Таверне».
— Говоришь, что директор не в курсе драки?
— Пока нет.
— А полиция?
— Да не было никакого заявления, Рэй! У твоего Люка огромные проблемы дома! Я сегодня узнала, что вчера к ним приходил кто-то из суда. Вроде как выселять их будут за огромные долги. Так что, успокойся! Им сейчас не до тебя. — Мириам счастливо смеется и лохматит мои волосы.
— Прекрати! Прическу испортишь!
Мирра заливается еще больше. Мне давно пора постричься, но не даюсь. Мне нравится выглядеть, как герои из китайских мультиков — так однажды назвала меня подружка Мириам, при этом отметив, что мне идет это и я очень симпатичный. После этого я напрочь отказался от машинки для стрижки и ножниц. То, что я смазливый, понял давно потому, как девчонки стали строить из себя передо мной не пойми что. «Флиртуют», — разъяснила Мириам. Но для меня это было очередное доказательство, что у некоторых девиц явно неполадки с мозгами, которые с каждым годом становились всё очевидней. Одна их боевая раскраска из теней и туши с каждым годом все больше походила нескончаемый Хэллоуин. Хорошо, что сестра не такая, как они.
— Ты была дома?
Мирра кивает.
— Роджер все еще там?
— Угу. Правда, я пришла, когда его не было дома.
— И что?
— Пьяная… — Мирра чего-то не договаривает. Я дергаю ее за рукав, и она сдается. — Я видела шприц в углу. Кажется, ма подсела на дурь.
Злость тут же перечеркивает радостное настроение.
— Прекрати ее так называть! Она уже давно нам не мать!
— Рэй…
— Матери так себя не ведут! Их дети не должны ночевать на улице и прятаться от собутыльников!
— Рэй!
Мириам кладет руку на плечо — и моя обида на ту, которая должна быть защитой и главным человеком на земле, отступает.
— Ладно, — ворчу я в ответ, чувствуя снова прилив сил и радости. — Главное, что ты у меня есть. Ведь всё будет хорошо? Так?
— Конечно… — Грустно отвечает Мириам, и я легонько задеваю ее локтем.
— Эй! Давай, кто быстрее до «Таверны»?
Пролетев улицу под светом желтых фонарей и горящих домашним уютом окон, мы добежали до нашего убежища — неприютного, но безопасного. Пускай там темно, неудобно, воняет сыростью и мышами, но зато там нет Роджера, который может накостылять не за что, постоянно хватается за нож и грозится прирезать, который может притащить к нам своего дружка Вонючку, смотрящий жадно на Мириам, будто готов её съесть. А еще в «Таверне» нет вечной пьяной ма, которая живет будто на другой планете, глупо подхихикивая на шутки своего хахаля или просто впялившись взглядом в одну точку. Только когда трезвая с ней еще можно говорить. Иногда Мириам пробивается сквозь ее толщу неспешных заторможенных мыслей (если они у нее есть) и заставляет что-нибудь сделать по дому. В основном, все заканчивается лишь тем, что ма отдает сестре деньги по безработице. Мне недавно исполнилось четырнадцать, Мирре — шестнадцать, и мы в полной заднице, на задворках мира с какими-то глупыми паранормальными способностями, которые сестра называет «дарами». Мы словно наказаны кем-то свыше. В частности я, способный чувствовать чужую и свою боль. Рэйнольд Оденкирк — ударь другого, а получу я.