– Я вообще-то уже позавтракал, – неуверенно сказал Розум.
– Ну, значит, обедать будешь, – засмеялся Николай. – Какой разговор может быть без закуски? Давай, служба, не стесняйся!
– Расскажите мне про обмен, – присаживаясь, попросил Розум.
– Ну, это к Галке, она обменом занималась.
– Мы квартиру получили от завода, – улыбнулась Галина, ставя на стол сковородку с яичницей. – Двухкомнатную, на Профсоюзной. А тут моя бабка померла, и дед один остался. Его родители к себе забрали, а комнату нам оставили. Ну мы и обменялись на трехкомнатную. Далеко, зато улучшенной планировки. Тогда это новый проект был. Их только строить начали. Видите, лоджия какая, на всю квартиру, и паркет. К нам все ребята с Колькиной работы с женами ездили смотреть.
– А когда вы въезжали, хозяева ничего не оставляли? Ну, там, вещи старые, бумаги? – уточнил Розум.
– Нет, квартира была пустая. Даже шкафы с антресолями открытыми стояли пустые. Нам еще Сережка антресоли закрывал. Помнишь, Коль? Мы достать не могли, а у него метр девяносто.
– А может, в сарайчике каком-нибудь или подвале?
– Ну откуда тут сарай? – развел руками Николай. – Дом же новой постройки был. Панельный. Сараев не было. Гараж был.
– Гараж?
– Ну да, гараж, железный. Хозяин, как его, Галка?
– Леонид, – подсказал Розум.
– Да, Леонид. Он автолюбитель был. Тогда редко у кого машины были. Он говорит: «Гараж забираю», а мы с Галкой ни в какую. Мы уже сами на машину собирали. Я говорю: «Ну нет, мужик, или с гаражом, или никак». Ну, он на нас и переписал. Четыреста рублей взял.
– А в гараже вещи были? – заинтересовался Розум.
– Да. Был там бутор разный, – вспомнил Николай. – Я что-то выкинул, что-то сложил в погреб. Он там погреб выкопал. Хотя официально нельзя, да тогда никто не проверял. А гаражей на два дома всего штук пять-то и было. Это сейчас уже пройти от них нельзя.
– А бумаг каких-нибудь не было?
Николай задумался:
– Была какая-то сумка не то с газетами, не то с книгами. Я ее, по-моему, в погреб спустил. Сумка крепкая еще.
– Она сейчас там?
– Не помню. – Николай пожал плечами. – Мы этим погребом почти не пользовались. А чего гадать? Сейчас допьем и пойдем посмотрим.
Открыв гараж, Николай первым делом вывел машину. На месте машины, в полу, была крышка с кольцом. Открыв крышку, он полез в погреб.
– Ух, сто лет тут не убирался!
Розум заглянул внутрь. Погреб был примерно полтора на два метра, неглубокий, обшитый досками.
– Досками ты обшивал?
– Ага. Лет пять назад. Вот эта сумка. – Николай вынул темно-коричневую кошелку и поставил на пол гаража. Дно ее было покрыто плесенью. Розум открыл сумку. Она была набита подпиской журнала «Новый мир».
Когда Розум вернулся домой, Елена была явно не в духе.
– Матери звонила? – сразу догадался Розум.
– Ну ты представляешь, они, оказывается, бедствуют, а я им не помогаю.
– Опять им деньги нужны?
– Да я же ей давала прошлый раз. И брату опять одолжила. В сотый раз. Но это, оказывается, копейки. Я, оказывается, деньги лопатой гребу, а родители нуждаются.
– Так у Лиды же муж работает еще. Или генералам уже жалованье не платят?
– Ой, Лешка, одна и та же песня. Ты же знаешь. Мы тебе квартиру сделали, дачу оставили. Всю жизнь помогали. Это они-то мне помогали…
– Что же, им жить негде?
– Ага, их квартира, наверное, уже миллион стоит. Дача генеральская в Затулине тоже не меньше.
– Слушай, а может, архив на их даче?
– Ой, не знаю я, Лешка, может быть. Я ее спрашиваю про архив, а она: «Опять заработать на нас хочешь. Хватит, бабушку обобрала. Архив как раритет, сейчас целое состояние стоит». Я ей: «Ну мама, какое состояние, это же просто письма старые». Бесполезно.
– Думаешь, архив у нее?
– Нет. Она даже не знает, что там было. У меня все выведывала.
– Дай-ка я ей сам позвоню.
– Звони…
– Лида, здравствуйте, это Розум.
Розум знал, что молодящаяся теща обожает, когда он называет ее по имени. «Ну какая я тебе Лидия Вячеславовна? – всегда обижалась она. – Неужели я выгляжу как старуха? Зови меня просто Лида».
– Ой, Алексей, здравствуйте. А мы тут с Леночкой два часа сплетничали. Вы же знаете, какие мы с ней подружки.
Лида считала себя светской львицей и, разговаривая с мужчинами, всегда кокетничала.
– Ну, наверное, про меня уже все сплетни знаете, – поддержал Розум ее игривый тон.
– Да, вам мы тоже все косточки перемыли. Говорят, вы в командировки зачастили. А это плохой признак, когда мужчина надолго уезжает. Не появилась ли там прекрасная утешительница? Такого мужчину утешить желающие всегда найдутся, – продолжала кокетничать теща.
– Как Николай, как Роман Платонович? – постарался уйти от утешительниц Розум.
– Ну что вы, не знаете, как теперь относятся к людям, которым Россия обязана буквально всем? На двадцать третье февраля Роману Платоновичу вручили бутылку коньяка и тридцать тысяч рублей. Он чуть не плакал.
Согласно информации, имевшейся у Розума, против Романа Платоновича в девяносто пятом году военная прокуратура возбудила уголовное дело по фактам хищений в особо крупных размерах. Но дело решили не раздувать, и генерала отправили на пенсию. Любимой темой старого служаки было «как дерьмократы разворовали Россию». Он искренне полагал, что привилегия разворовывать страну принадлежит исключительно таким заслуженным людям, как он.
– Не говорите, Лида. Куда мы идем? – согласно сокрушался Розум.
– Обнаглел народ. Обнаглел! Ни порядка, ни уважения, ничего не осталось. Какая страна была! Никто же пикнуть не смел.
О народе в семье Арсановых говорили как крепостные помещики – несколько отстраненно, в покровительственном тоне. Как о неразумных детях. Как-то так получалось, что народ крупно задолжал Арсановым, а отдавать долги никак не хотел.
– Вам уже Лена говорила про архив?
– Да-да. Он, наверное, сейчас стоит бешеных денег, Алексей?
– Вообще-то он ничего не стоит.
– Ничего? – разочарованно переспросила теща.
– К сожалению, – вздохнул Розум. – Но на меня по службе вышли люди, которые хотят его приобрести. И за приличные деньги. Однако я считаю, что это семейная собственность, так что архив принадлежит всей семье. И решать должны все вместе.
– Ну вот. То же самое я говорила Лене. Но она же слушать не хочет, – расстроенным голосом сообщила теща. – Такая эгоистка, вся в бабку.
– Нет-нет. Я здесь полностью на вашей стороне, – заверил Розум. – В конце концов, вы наследница Каратаевых. Если захотите помочь его найти, то поможете. Если нет, то нет. Это ваше право.
– Ну конечно, помогу, Алексей!
– Вам Софья Ивановна ничего не передавала? Когда были эти квартирные обмены?
– Нет, об архиве ничего не говорила. Она нам вещи завезла. А потом забрала. Правда, не сразу, частями. Николай даже на дачу часть увез, чтобы дом не захламлять. Может, он на даче?
– А вы посмотрите. Может, и там, – предложил зять.
– Давайте, Алексей, приезжайте к нам на дачу в следующие выходные. Вместе с Леной. А то мы совсем мало видимся. Мы ведь одна семья.
– Мы будем у вас в следующую субботу, к часу дня.
Лена начала делать в сторону Алексея угрожающие жесты.
– Договорились, ждем.
– Привет Арсановым.
– Спасибо, Алексей, передам.
– Не умеешь ты, Ленка, разговаривать с моей тещей, – с укором провозгласил Розум.
Лена только отмахнулась. Розум положил трубку и направился на кухню.
– Я предлагаю пообедать и съездить на бабушкину квартиру к Белорусскому вокзалу.
Старый дом за Тишинским рынком недавно отремонтировали. На входной двери красовалась панель с кнопками и домофоном, что, по-видимому, сильно раздражало входящих, поскольку замок был выломан и дверь висела только на одной из петель. В этом было определенное преимущество для непрошеных гостей, и Лена с Розумом вошли в подъезд беспрепятственно.