Помолившись и поев, князь, Чекмай и Гаврила взялись разбирать приказные столбцы. Нашлись в общих кучах и совсем старые — Гаврила опознал подпись покойного деда на оборотной стороне, в месте склейки. Потом у князя не на шутку разболелась голова, и он пошел прилечь.
Улов был неплохой — челобитные, в которых живописались подвиги Мишуты Сусла и наконец-то в сказках Земского приказа появилось описание его внешности: ростом невысок, в плечах дивно широк, на левой руке недостает двух пальцев, каких именно — неведомо. Челобитную принял Дорошко Супрыга, причем недавно. Все к тому шло, что нужно искать Супрыгу, который явно знал более, чем в столбцах написано.
— А вот, глянь, дядька Чекмай! Баба поминается, вдова Федорка Антипова дочеришка, Ивановская женишка. И неспроста она в челобитную попала. Погоди… Ее допрашивали, какого человека она видела… не признала… для чего тогда в столбцах поминается? И видела у себя на дворе, и соседи то ж говорят… А, вот! Видела, что на левой руке двух пальцев недостает! Выходит, это она видела! Как же он к ней на двор забрел?
— Может статься, награбленное к ней привозят, чтобы сбывала. Или кого-то из шайки полюбовница.
— Живет тут неподалеку, у Сретенской обители… Дядька Чекмай!
— И думать не смей! Запиши ее, и станем дальше трудиться.
— Дядька Чекмай! — взмолился Гаврила, которому до смерти надоело возиться со столбцами.
— Нишкни! Как бы не вышло, что не ты ее, а она тебя выследила. Гаврила, нам нужны тайные соглядатаи. А вся Москва знает, что ты князю служишь.
Гаврила вздохнул.
— Давай лучше подумаем, как нам Супрыгу сюда залучить.
И Гаврила честно задумался.
— Дядьку Глеба в Земский приказ послать?
— А для какой надобности? Нам нужно под благовидным предлогом выманить Супрыгу туда, где с ним можно для начала потолковать. Хотя бы — сговориться о его встрече с князем. Гаврюшка, не гляди на меня побитым псом. Войну помнишь? Как польского королевича гоняли — помнишь? Так то — проще было.
— Да, вот — мы, вот — они, и тулумбасы бьют ясак большим набатом!
— Да, как грянут, так душа в бой рвется. Не хуже тебя помню. Ну, будет. Ищи, где еще Супрыга обозначился. Не может того быть, чтобы способ не нашелся. Смотри на обороте столбцов! Может, найдется его подпись на склейке. Изучим дело, придумаем подход!
— Дядька Чекмай, что немец говорит?
Немца-лекаря Ягана Шварцкопа позвали к князю, потому что — уже свой, и отзывов тех, кого он пользовал, не требуется.
— А что тут скажешь? Десять ран, одна другой краше. Ты же знаешь, как его полумертвого из битвы на Сретенке вынесли и тайно, на телеге, рогожами укрыв, вывезли к Троице-Сергию. Немец с той поры его помнит. Ну, прописал всякие примочки, сам обещался их составить, микстуру какую-то пришлет. А сказал так: князь может еще и десять, и двадцать лет прожить, а может ему вдруг стать худо, и — со святыми упокой. Так что надобно его беречь. Это и к тебе относится — чтобы ты его всякими глупостями не допекал. Понял?
— Да понял… А княгиню Куракину он смотрел?
Старшая дочь князя, Аксинья, выданная замуж за князя Василия Куракина, уж год как вдовствовала. Здоровья она была слабого и старалась почаще бывать у матери — та и пожалеет, и приласкает.
Чекмай вздохнул.
— Смотрел он ее… Ничего утешительного сказать не мог.
Вздохнул и Гаврила. Он в отрочестве не раз видел княжну, и она ему очень нравилась.
Сейчас она жила в светлицах с младшими сестрами и с княжной Вассой; порой Гаврила, поднимаясь или спускаясь по лестнице, слышал сверху девичий смех или песни. И очень он хотел, чтобы княгиня позволила девицам не только на гульбище рукодельничать, а спускаться в сад. Хоть бы полюбоваться на них, что ли…
Весна не давала ему покоя.
— Так, может, я добегу до Сретенской обители?
— Не добежишь.
Чекмай видел — воспитанник рвется в бой. Хуже того — он и сам в бой рвался.
Изучив здоровенную кучу столбцов, они выписали еще кое-какие полезные имена с пометками. И потом Чекмай сказал:
— Ладно уж, сходи, Гаврюшка, прогуляйся. У меня уж в глазах рябит — и у тебя, поди, тоже. Я — к князю, а ты пройдись, мать навести, на девок полюбуйся. Весна же, девки норовят со дворов выбежать, на лавочках у калиток посидеть. За зиму в светлицах дородства нажили, заневестились, заскучали — ну? Ступай!