— А решетку открыть?
— Сам открой. Вот ключи, — оборотень подтащил к решетке труп стражника со связкой ключей на поясе.
— У тебя лапки?
— Ага.
Вольф и на трех ногах поднял шум на половину крепости. Ворота посередине Кырк-Ор на ночь закрывались, а то бы он и на всю крепость шум поднял. Хорошо, что сообразил убраться от темниц и напасть на кого-то в другом месте. Но недалеко. Справится ли он с охраной монетного двора? Или те не выйдут, а решат закрыться на все замки? Где-то неподалеку в конюшне бились лошади, даже до темниц долетало испуганное ржание.
Ласка, вися на левой руке, правой снял с пояса стражника ключи и открыл замок на решетке. Вылез. Огляделся. Ведь не одна здесь пещера с решеткой.
— Эй! Есть здесь кто-нибудь? — крикнул он.
— Есть! Есть! — раздались голоса из-за решеток.
— Ты кто такой? — откуда-то выскочили трое стражников.
Вольф не подумал, что ночная смена больше, чем один дежурный, и сразу же убежал привлекать внимание где-то подальше от тюрьмы.
— Раб божий Иван, — представился Ласка, — А вы какого рода-племени?
— Ключи бросай! — крикнул светлый силуэт из-за решетки шагах в двадцати.
Связка ключей — не особо летучий предмет, но отлично прилетит в решетку, которая высотой в человеческий рост, а шириной больше плеч.
Ласка бросил ключи и схватил саблю убитого Вольфом стражника. Татары набросились на него, даже не подумав ответить, какого они рода-племени.
Биться одному против троих тяжело. Особенно на трезвую голову. Если выпить, то все кажется проще, и вообще думать не надо. Как тогда, в гостях у Федота Еремеевича.
Ласка отбивал несколько ударов прежде, чем сообразил, что он тут не Родину защищает и не на поединок вызван. Повернулся и побежал. Не понял, куда бежать и свернул. Со всех сторон стены. Между стенами проходы, но куда что ведет? Где тупик, где переулок, которым их сюда привели, где выход в жилую часть крепости?
А бегут-то они не втроем в ряд, бегут-то один за другим.
Ласка повернулся и встретил первого, самого быстрого, размашистым ударом в правую руку. Когда человек бежит с саблей, он, конечно, выставит перед собой руку с оружием. Татарин успел принять удар на клинок, а Ласка повернул руку и уколол его под нижнее ребро. Крайне уязвимое место. Можно и не протыкать насквозь, на пол-ладони поразил и сойдет.
Легко выдернул саблю, парировал удар второго и побежал, не дожидаясь, когда ко второму присоединится третий. Нет, далеко убегать нельзя. Надо встретиться с Вольфом у той ямы.
Свернув за угол, Ласка «побежал» на месте, топая в такт, но развернувшись и подняв саблю. Второй татарин выбежал как раз под удар. А от третьего можно и не бежать, посмотрим, чего стоит один на один худший бегун.
Ничего он не стоит. Третий стражник развернулся и дал стрекача. Ласка поднял саблю второго и быстрым шагом вернулся во двор тюрьмы.
— Стий! — окрикнули его с малороссийским выговором.
— Стою, — ответил Ласка.
— Да проходи, уже видим, что свой, — сказали из темноты.
Во дворе толпились человек двадцать пленников, кто в рваной рубахе, кто в одних подштанниках.
— Ты кто такой? — спросил старший.
— Ласка, сын боярский из Москвы.
— Борис, здешний атаман. Мы тут почти все казаки. Ты один? Или наши крепость берут?
— Мы с вами крепость берем.
— Этого как собака порвала, — Борис оглядел труп под ногами и перевел взгляд на Ласку, — Никак колдуна татары поймали?
— Хуже. Оборотня. Пошли клочки по закоулочкам. Бегите в конюшню, седлайте коней. Меня не ждите.
— Степью домой пойдешь? Давайте с нами.
— Я морем, вы как хотите.
— Нет, Ласка, если морем, то мы до дома Бог весть, когда доберемся.
— Тогда по коням и не поминайте лихом.
— Тебе у ворот лошадь оставим.
— Не надо, у меня свои.
— Бывай тогда!
Казаки сидели здесь достаточно давно, чтобы знать, где конюшня, и убежали без лишних вопросов. Кто к конюшне, кто к воротам. Остался один солидный мужчина. На полголовы выше Ласки, мало не в два раза шире в плечах и даже с брюшком.
— Что не бежишь? Ноги больные? — спросил Ласка.
Ему еще надо было дождаться Вольфа, убедиться, что он перекинулся обратно, вместе успеть оседлать лошадей и выехать, пока за казаками не закроют ворота.
— Я Никита Грязной из Москвы, не казак, — с достоинством представился оставшийся пленник, — Не за себя сижу, за побратима. Он за выкупом на Москву поехал, а я слово дал хану не бежать, пока не вернется. Бельский мне не поверил, настоял, чтобы за решетку посадили. Не обессудь, с вами не побегу. Мое слово не собачий лай.