— До того ненавижу вас, поганых, что смотреть противно, аж блевать хочется.
— Уж нам-то как противно, — ответил мурза с седла, — Руби его!
Татары набросились линией. Никто не прятался за спины товарищей, все сначала развернулись во всю ширь улицы, а потом попытались окружить противника.
Ласка прошел через линию каким-то нелепым рывком, как будто падал и переставлял ноги, чтобы не свалиться. По пути незаметно махнул своим прутиком, и один татарин заорал, бросив саблю и схватившись за лицо.
— Что? Соринка в глазу? — спросил Ласка, поворачиваясь.
Татары атаковали снова, и снова никто не попал.
Ласка отступил, отбиваясь от двоих. Прутик летал в воздухе еще быстрее, чем сабли, и отбивал удары не в острие, а сбоку в плоскость клинка. Русский шатался и гнулся как ива под ураганом, уходя от тех ударов, которые не успевал парировать.
Но на этой позиции он оставался недолго, выбрал момент и прошел между татарами никаким не фехтовальным шагом, а тремя размашистыми пьяными шажищами. При этом всем весом наступил одному из врагов сбоку на голень под самым коленом, сложив ногу и впечатав колено в сухую утоптанную землю.
Татары на этот раз учли, что русский может пройти через линию, и за первыми двумя оказался третий. Умный, не стал бить с замаха, а уколол в живот. Ласка пропустил укол, повернувшись и втянув живот. Татарин тоже уклонился от укола в голову. Но на самом деле, в голову ему летел не укол прутиком, а удар кулаком, да еще и с разбега.
Татарин получил кулаком в нос и повалился на спину. Ласка запнулся об его ноги и тоже упал. Там, где только что был русский, пронеслись параллельно земле две острые сабли. От таких ударов не уклонишься, рассечет человека пополам, а рука под клинок попадется, так и руку отрубит. Так и получилось. Встречные удары пересеклись, и на землю упала отрубленная рука с саблей. Татары заорали друг на друга.
Упавший Ласка кувырком перекатился и сбил с ног еще одного врага, который промахнулся нисходящим ударом, ожидая, что пьяница растянется во весь рост. Вскочил, оступился и упал на колено, пропуская над головой сверкающий клинок. Еще вставая, Ласка повел укол в живот, но упав, воткнул свой прутик во внутреннюю сторону бедра. Отскочил назад, выдергивая чудом не сломавшееся оружие, отскочил лишку, на три шага. Из раны брызнул фонтан крови, татарин упал и принялся судорожно зажимать артерию руками и складками штанов.
Пройдя через линию, перекувырнувшись и отскочив назад, Ласка оторвался от врагов. Теперь на него напал только один татарин за раз. Ласка выбил у него саблю ударом по пальцам, налетел на врага, схватил его левой рукой за горловину кольчуги и развернулся вместе с ним, подставив голову татарина под удар вместо своей. Тут же выпадом пробил гортань еще одному, пропустил в опасной близости два диагональных удара и оказалось, что еще раз прошел через строй.
Только строя-то и не осталось. Против Ласки стояли всего трое, из которых один отрубил товарищу руку, другой голову, а третий не то что по русскому, а даже по своим не попал ни разу. Остальные кто лежал, кто сидел, кто еще как убрался с дороги.
— Ик! — сказал Ласка и повернулся к оставшимся верхом татарам, — И-и-и-к-к-к… И-и-и к-к-куда они все подевались?
— Шайтан, — покачал головой мурза и спешился.
Ласка посмотрел на него исподлобья. Парень примерно того же возраста, может старше на годик. Но шлем и наручи новые, красивые. Кольчуга заморская.
Татарин поднял саблю и осторожно пошел вперед.
— Бррр! — сказал Ласка и передернул плечами, — Ветер холодный. Так, чего доброго, и протрезветь можно.
Татарин нанес первый удар. Ласка увернулся и тоже ударил по-сабельному. Стегнул по кольчуге поверх многослойного шелкового халата, татарин даже уворачиваться не стал.
Мурза закрутил саблей, обрушив на противника ураган ударов и защищая только лицо. Русский как-то вертелся, приседал, парировал в плоскость, пытался ударить в лицо и по пальцам и отступал, отступал, отступал. С последним шагом он уперся спиной в забор. Тут же перенес вес на правую ногу и парировал перекрестьем в перекрестье.
На мгновение враги посмотрели в глаза друг другу. Татарин сделал движение кистью, чтобы располосовать русскому руку. А Ласка разжал пальцы на тонкой «рукояти» своего прутика и сжал их снова, захватив татарина за запястье. Дернул на себя, подхватил левой за локоть, подставил ногу и прокрутил татарина, уложил его лицом в дорожную пыль. Нажал на правую руку, которую удерживал двумя своими. Тот вскрикнул, а его булатная сабля оказалась в руке у Ласки.
Татарин, не желая сдаваться, тут же вскочил. И все вокруг ахнули. Никто не увидел, как ударил Ласка, но на шее мурзы появилась красная полоса. Кровь потекла, брызнула, полилась ручьем. Мурза упал.