Белл ответил:
— А я рад видеть тебя. Но тебе не следовало так рано вставать.
— Ну, я не то чтобы встала… — Она распахнула ворот манто, показав красную шелковую ночную сорочку. — Я подумала, ты захочешь позавтракать.
Машина влилась в поток уличного движения. Белл взял Марион за руку.
— Могу я кое о чем спросить?
— О чем угодно.
Она придала его ладонь к щеке.
— Откуда у тебя этот «Бугатти-Ройал»?
— Ах, это. Вчера вечером я выпила перед сном в баре отеля, и какой-то милейший француз попытался снять меня. Слово за слово, и он настоял, чтобы я пользовалась его машиной, пока я в Париже.
Исаак Белл посмотрел на женщину, которую любил уже почти тридцать лет.
— «Милейший француз» — не те слова, чтобы успокоить мужа. Как ты думаешь, почему этот старый джентльмен был так щедр?
— Он безнадежный романтик. Миляга буквально расплакался, когда я объяснила, почему не могу пойти с ним.
Исаак Белл кивнул, дожидаясь, пока обретет дар речи.
— Конечно. Ты ответила ему: «Мое сердце уже сказало».
Марион поцеловала его в губы.
— Ты что, плачешь?