"Вы работаете вместе, в одном районе, - так собиралась сказать она Демирову. - Гашем - член партии, вы - секретарь райкома партии... Я хочу, чтобы вы спросили у него самого, подобает ли человеку, называющему себя коммунистом, бросать на произвол судьбы детей?"
Девочки томились от скуки, не понимали, зачем их сюда привели: Назира, прильнув к материнским коленям, хныкала, просилась на руки, старшие ее сестры Тэнзила и Наила то утешали ее, то бранили.
В этот момент в гостинице появилась Нанагыз с бумажкой в руке. Заметив Лейлу, она протянула ей записку.
- Баджи, да благословит аллах счастьем твоих детей, туда ли я пришла, куда мне надо?
- Да, Таир Демиров остановился здесь, - сказала Лейла с доброй улыбкой. Я тоже его дожидаюсь. У меня к нему дело.
- А когда он придет?
- Да он здесь, наверху, но не могу же я пойти к мужчине.
Лейла опасалась грязной клеветы, к которой мог прибегнуть, чтобы расправиться с нею, Субханвердизаде: вот услышит, что была в номере у Демирова, и распустит слух, что она посещает мужчин в гостинице... От такого изверга всего можно ждать!
- Какой же он мужчина? Он - партийный секретарь! - наивно сказала Нанагыз. - И ты же, баджи, с девочками!.. Ну, как хочешь, а я пойду к нему.
Стоя, Таир Демиров медленными глотками, как густое вино, тянул остывший темно-коричневый чай. Настроение у него было отвратительное. С первого же дня работы в районе он столкнулся с рядом странных, нетерпимых явлений, о которых не мог ранее предполагать. И вот проходили дни, недели, а планы Демирова не осуществлялись. Он хотел добиться хозяйственного укрепления горных колхозов, навести порядок в кооперативе, он понимал, что нужно строить в горах дорогу, бездорожье на руку лишь бандитам, деревенским кулакам. И вот оказалось, что мечтать об этом, произносить речи об этом несравненно легче, чем проложить хоть километр пути, чем построить хоть один мост через ущелье. И он с горечью замечал, что время уходит на какие-то пустяки, на мелкую суету.
"Лопнула покрышка грузовика, и потому товар в горные селения доставить невозможно", - гласило заявление Нейматуллаева. А через несколько дней выяснилось, что и везти-то в отдаленную горную деревню уже нечего, - все товары проданы в районном центре. Пожалуй, из-под полы уступлены приятелям... Приходило письмо, что директор совхоза пристает к дояркам. Даловались, что в сберкассе путают номера облигаций.
На стол секретаря райкома ложились записки: "Товарищ Демиров, протоколы двух заседаний бюро не утверждены и не посланы в Баку", "Товарищ Демиров, прокурор Дагбашев взял себе хромовой кожи из кооператива на три пары сапог", "Товарищ секретарь, в стенгазете колхозной парторганизации допущены грубейшие политические ошибки".
И непрерывные телефонные звонки из районных учреждений, из деревень, из Баку, бесконечные посетители с просьбами то серьезными, то не стоящими внимания.
Лишь в Баку, как бы со стороны, Демиров окинул все это пытливым взглядом, и встревожился, и понял, что при такой "текучке" ничего не добьешься. А кроме того, завязался клубок с Гашемом Субханвердизаде, и Демиров еще не разобрался, куда катится и кого опутывает этот колючий, словно еж, клубок.
"Кто же мешает работать? - напряженно думал Демиров, расхаживая по комнате. - Лесная банда Зюльмата или притаившиеся по углам кулацкие агенты? Или кто-то еще, более хитрый, умный, тщательно замаскированный?.."
И все-таки сильнее всего Демирова заботило отсутствие в районе дорог. Теперь он добился составления проекта строительства основной магистрали, уже представлял, как шоссе прорежет горные складки, как крылато перелетят через бездонные ущелья мосты. Без дороги раскинутые в горах аулы останутся в первобытном состоянии, в каком находились и десятки лет назад, свет культуры их не коснется, люди не вырвутся из-под власти молл и кулачья. Он решил не возвращаться в район, пока не добьется Денег и материальных фондов на постройку шоссе.
- Да, дорога нужна нам, как воздух, как вода! - твердо сказал Демиров.
В это время дверь номера скрипнула, открылась, и вошли, Алеша Гиясэддинов, а впереди него женщина в черной чадре.
- Кто это? - нахмурился Демиров.
- Да вот тетушка спрашивает секретаря райкома, - объяснял Алеша. - Я и привел ее к тебе.
- Чем могу быть полезным? Пожалуйста, тетушка, проходите, садитесь.
Нанагыз опустилась на диван в белом чехле.
Вежливость Демирова подействовала на нее ободряюще. По правив чадру, она сказала;
- Товарищ секретарь райкома, материнское сердце словно птица в клетке... Баллах, мне снятся плохие сны, боюсь, что дочка моя в беде. Сердца несчастных матерей, как видно, созданы исключительно для безмерных страданий! Малые дети - малые горести, большие дети - большие горести. Ведь и у вас, брат мой, есть мать, - значит, вы понимаете меня!
Как раз Демиров еще ничего не понимал, но прерывать Нанагыз не решался, внимательно слушал, обмениваясь то и дело с Алешей удивленным взглядом.
- Мне было тринадцать лет, когда сыграли мою свадьбу, - продолжала, вытирая слезы, Нанагыз. - В Карабахе это было. И мать моя столько плакала на свадьбе, что голос ее до сих пор звучит в моих ушах. Теперь-то я понимаю, почему она плакала!
- Сердце ваше, тетушка, мягче шелка, - заметил Алеша.
- Женщина с жестким сердцем не может быть матерью, - сказала Нанагыз. Через пять месяцев после смерти мужа у меня родился сын... Я - калека и единственной рукою кормлю трех сирот. Как ни трудно, а не позволю им протянуть руку за милостыней! Вот она, моя врагиня, - тетушка показала на чадру, запуталась в колесах, бросила меня под вагон, и я очутилась в больнице.
- То-то вы и не расстаетесь со своей врагиней! - хмыкнул неприязненно Риясэддинов.
Демиров с укоризной покачал головою.
- Что делать, сынок, - виновато вздохнула тетушка. - Конечно, ты прав, но не могу же я, вдова, на старости лет сорвать с себя покрывало чести!.. Привыкла к этой паутине, шагу без нее ступить не могу!.. Это как в деревне мужчина не смеет никуда выйти без посоха, вот так же и я не смею скинуть чадру.
- То - посох, палка! - протянул Алеша, все еще не догадываясь, что же привело сюда эту говорливую и, по-видимому, действительно несчастную женщину.
Увидев в руке ее конверт, он спросил:
- Да где ваша дочка-то? В нашем районе? Это вы ей, что ли, письмо принесли? Как зовут вашу дочь?
Нанагыз не могла ответить сразу на все вопросы.
- Рухсара, - проговорила она тихо.
- Гм... А где работает?
- Откуда мне знать, где она работает, - с искренним изумлением сказала Нанагыз. - Училась она здесь в медицинской школе.
- Понятно, понятно... Вы вот говорите, что ваш муж умер. А где он работал?
- В Балаханах, на буровой. Халил Алиев.
- А-а-а... Да я его знал! - вдруг сказал Алеша и по-новому, с живейшим сочувствием посмотрел на тетушку. - Халил Алиев? Знал, знал... Когда я только что приехал из Казани, от голода бежал... На работу трудно было устроиться. Да что трудно - невозможно!.. По три дня у конторы в очереди безработных стоял. Там-то я и разговорился с вашем мужем, да, да, с Халилом Алиевым, сердечный мужчина, видный, с пышными усами...
Нанагыз мечтательно улыбнулась.
- Вот он и пригласил меня, голодного паренька, в гости. И вы, тетушка, кормили меня в тот вечер кюфтабозбашем. До сих пор помню вкус, аромат! растроганно воскликнул Алеша. - Я уплетал за обе щеки. Вы, наверно, тетушка, осудили меня за жадность.
- Сын мой, как ты мог сказать такое? - Нанагыз обиделась. - Твое здоровье - мое здоровье, здоровье моих детей!
- Спасибо, тетушка, спасибо, - сказал дрогнувшим голосом Алеша. - Да, хорошим, добрым человеком был Халил Алиев. Мы вместе работали на одном промысле в Балаханах. Потом-то я учиться пошел. Значит, Рухсара дочь Халила Алиева? Я буду считать ее своей сестрою.
Нанагыз успокоенно перевела дыхание.
- Да ты ее, сынок, встречал?