Советская власть занесла над контрреволюционным охвостьем карающую десницу и приказала частям Красной Армии ударить по мятежникам.
Вся кулацко-бекская армия была уничтожена, обращена во прах. Лишь в камышах Куры и Аракса, лишь в потаенных пещерах схоронился кое-кто из двуногих хищников.
Борьба была беспощадной, и немало коммунистов, комсомольцев, колхозных вожаков встретили смерть на поле брани; имена их всегда будут священными для советского народа; героические образы их - слава Азербайджана.
Два года миновало с той поры, но остатки банд, разрозненные кучки "лесных братьев" все еще прятались по глухим углам, огрызались в бессильной ярости подлыми выстрелами в спины учителей, председателей колхозов, районных работников, похищали комсомолок, утаскивали их в темные чащи, обесчещивали и затем зверски убивали.
Неуловимой оставалась банда Зюльмата. И он, и Кемюроглу с волчьей стаей оруженосцев молниеносно переносились как бы на крыльях из одного конца района в другой, совершали вылазки с поджогом, с убийствами и исчезали бесследно. Неоднократно против них высылали вооруженные отряды красноармейцев, милиции, но "лесные братья" не принимали открытой схватки, забивались в лисьи норы и молча хоронились там, зализывая раны.
Алеша Гиясэддинов был убежден, что кто-то из районного центра своевременно предупреждал бандитов о готовившемся карательном походе, и они, не теряя ни минуты на сборы, ускользали из вот-вот готового сомкнуться кольца.
Кто же был осведомителем?..
- Главная опасность, Алеша, состоит даже не в отдельных террористических актах, как бы они ни были горестны, а в том, что банда Зюльмата держит в постоянном страхе жителей горных аулов, - сказал Демиров. - А банду мы не ликвидируем, пока не уничтожим бездорожья - самого надежного союзника "лесных братьев".
Гиясэддинов согласился с ним.
- Признаться, сейчас душа у меня не на месте. Боюсь, что, во время нашего отсутствия случится какое-нибудь несчастье, дорога - это твое дело, это дело райисполкома, Субханвердизаде. А ведь я то отвечаю непосредственно за порядок и спокойствие в районе, наконец, за безопасность людей.
- Знаешь, Алеша, - гневно сказал Демиров и, охваченный сильнейшим волнением, зашагал по номеру, - если это так, то необходимо требовать помощи от республиканского ГПУ! У тебя никаких своих кадров нету, чтобы справиться с Зюльматом. На милицию, на прокуратуру надежды плохи! Твоя агентура даже не может обнаружить представителя банды в районном центре. Гм... А почему представителя? Может, руководителя всей банды? Вдохновителя ее?.. Какими же путями Зюльмат узнает о ваших замыслах?
Алеша виновато потупился; конечно, он сознавал свою ответственность.
- Да ищем, ловим, следим... трудно это, ох трудно!
- Не было б трудно, так без меня и без тебя бы обошлись, - разумно возразил Демиров.
- Образовался какой-то заколдованный круг, в который мы не можем проникнуть, - сказал Алеша. - Даже такой испытанный работник, как Гачаг, ничего не разнюхал.
- Но почему, почему? - настойчиво спрашивал Демиров. - А если твой Гачаг: - изменник? От нас получает задешево, а Зюльмату продает дорого?
- Мы же его испытывали и проверяли.
- Но в чем же тайна?
- Пожалуй, в том, что Зюльмат сам держит связь с агентом банды в районе, медленно произнес, тщательно выбирая слова, Алеша. - Никто из "лесных братьев" не знает этого притаившегося в каком-то районном учреждении лазутчика! Даже сын Зюльмата, Хейбар, не посвящен отцом в эту тайну.
- Выходит, банда Зюльмата втройне опасна, товарищ Гиясэддинов, возмутился Демиров, переходя на официальный тон. - Если он связан с предателем, находящимся в наших рядах, то, значит, он действует безошибочно!.. Он имеет возможность точно прицелиться в нашего человека!
Алеша опустил голову.
- Зюльмат получает с того берега и деньги и оружие.
- Чтобы догадаться об этом, не надо работать в ГПУ! - насмешливо заметил секретарь райкома.
Гиясэддинов потемнел от обиды, но промолчал. И в самом деле, как он мог оправдаться!..
- Больше всего я боюсь, что в какой-либо перестрелке Зюльмата случайно убьют и тайна будет унесена в могилу. И предатель в нашей среде уцелеет!
- И тогда начнется прежняя канитель, - горько усмехнулся Демиров. - Он найдет в горах новую шайку "лесных братьев", и опять загремят выстрелы, снова польется кровь!
Алеша пожал плечами.
- А сколько раз я тебя предупреждал, что без охраны нельзя выезжать в горные аулы?
- Ну, а я ездил и буду ездить и без конвоя милиционеров и без оружия! запальчиво воскликнул Демиров. - Хорош секретарь райкома партии, въезжающий в аул в сопровождении десятка милиционеров!.. Нет, пусть крестьяне видят, что я безраздельно доверяю им, и, если понадобится, пусть они же и берегут меня!
Гиясэддинов взглянул на часы и быстро поднялся.
- Через полчаса совещание в ГПУ республики. Получаем оружие, патроны, гранаты. На днях прибудет в район отряд пулеметчиков. Как видишь, я не бездействую.
- Да я тебя и не подозревал в лени. - Таир взял со стола какую-то докладную, углубился в чтение.
В дверь постучали, вошел мужчина в плоской кепке, с невыразительным лицом - такого в толпе и не приметишь.
- Машина подана, товарищ Гиясэддинов!
- Иду, иду!..
Оставшись один в номере, Демиров задумался: "Кто же предатель?.. Ведь он сидит рядом со мною на заседаниях, он улыбается мне, он здоровается за руку со мною!.."
Таир рано осиротел. После смерти отца его, Демира-киши, богатые родственники хотели взять к себе мальчика, _решив сделать из него то ли приказчика, то ли дворника. Но мать Таира, Марьям, настояла, переругавшись с родственниками, чтобы мальчик не бросал сельской школы. А едва Таир подрос, мать отвезла его в Баку, к брату своему, работавшему на нефтяных промыслах в Балаханах.
Вспоминая о взволновавшей его встрече с Нанагыз, Демиров снова видел, как дождливым весенним днем мать вела его по грязной дороге в город.
У дяди Поладджана серебряными нитями сверкала бородка, а глаза глядели на мир с присущим кадровым нефтяникам молодым задором. Встретил он семью и племянника радушно, хотя сам ютился с семьею в тесной клетушке барака и перебивался с черствого хлеба на воду.
Через несколько дней после приезда Марьям робко спросила брата - нельзя ли устроить мальчика в школу?
- Что ж, попытаемся, - сказал Поладджан. - У меня есть приятель Мирза-муаллим, вот его и попросим проэкзаменовать Таира. Если сельская школа дала ему хоть какие-то зачатки знаний, то, видимо, можно будет продолжить учебу и здесь... Рад за тебя, сестра, что ты хочешь открыть сыну дверь в светлый мир науки!
- Сама неграмотная, сама слепая, - вздохнула Марьям-ханум. - Вот и жажду, чтобы сын-то стал зрячим.
- Ну, конечно, придется уже и учиться, и работать, - честно предупредил дядя. - Капиталов у меня нет, чтобы племянника содержать.
- Я нефтяником хочу быть, - воскликнул мальчик.
- Вот и молодчина, - улыбнулся в бороду Поладджан.
И однажды они втроем направились в школу, расположенную на окраине поселка Балаханы. Их встретил учитель, серьезный, с пытливыми, чуть-чуть грустными глазами.
- Господин Мирза-муаллим, - снимая папаху и кланяясь, сказал дядя. - Как бы вот этого парня определить в ученье? Сирота! А мальчик любознательный, прилежный. И опять же ваш земляк!
- Ширванец? - Учитель насупился. - Но я же отрекся от земляков-ширванцев! И даже сказал в стихотворении: "Призываю в свидетели аллаха!.." (Строка из стихотворения великого азербайджанского поэта Сабира, в те годы работавшего учителем в школе в Балаханах - ред.) Пусть аллах и свидетельствует, что между мною и ширванцами нет ничего общего.
У Марьям-ханум содрогнулось сердце: видимо, учитель теперь не примет Таира.