На другом краю площади заревел осел, и все повернулись на звук. По улочке с ослом в поводу трусил скособоченный бурый человечек в дурно сидящем костюме. Но все немедленно обратили внимание на девушку, шедшую шагах в десяти впереди него. Рот Люсьена открылся сам собой, и на булыжник из него вывалился недожеванный ком булки. Два площадных голубя заквохтали от такой удачи и мигом кинулись на дар свыше.
— Я еще не опоздала, нет? — спросила девушка, подходя. И протянула им лотерейный билет.
Лет ей было не больше пятнадцати-шестнадцати, изящная, в белом платье с буфами на рукавах и громадными ультрамариновыми бантами по всему переду и на манжетах. Глаза ее цветом были как те банты — вообще-то слишком синие, и даже художнику, теоретику и знатоку цвета, пришлось отвести взгляд и смотреть на нее чуть искоса, иначе мысли у него путались.
Папаша Лессар встал и встретил девушку улыбкой.
— Вы как раз вовремя, мадемуазель, — промолвил он с легким поклоном. — Позвольте?
Он выхватил билетик из девушкиной руки и проверил номер.
— И вы — победитель! Поздравляю! По удачному стечению обстоятельств, сам великий создатель этого произведения сейчас с нами, мадемуазель…
— Марго, — сказала девушка.
— Мадемуазель Марго, я желал бы представить вам великого художника месье Камилля Писсарро.
Художник встал и склонился над рукой девушки.
— Очарован, — произнес он.
А на самом деле очарован был Люсьен — ему показалось, что он никогда в жизни не видел столь прекрасное живое существо. Он пялился на девушку и спрашивал себя, не наденет ли когда-нибудь и Лапочка такое платье с синими бантами (это помимо того, что научится быть мегерой), и не зазвучит ли и ее голос музыкальной шкатулкой, как у Марго, не заискрятся ли смехом ее глаза, и если все это случится, он усадит ее на диван, а сам будет просто смотреть на нее и при этом не моргать, пока влага из глаз не польется. Он еще не знал, до чего это странно, когда смотришь на одну девушку — и, вдохновленный, прямо до слез начинаешь любить другую. Лапочка была его единственной любовью, но тут никаких сомнений: при виде мадемуазель Марго сердце мальчика распахнулось Лапочке — да так, что того и гляди от радости выскочит из груди.
— Прошу зайти, мадемуазель, — сказал Папаша Лессар, проворно поддев сына за подбородок и тем закрыв ему рот. — Взгляните на свою картину.
— О, я ее уже видела, — рассмеялась в ответ Марго. — Я хотела спросить, нельзя ли мне вместо картины взять другой приз — вашу липкую булочку?
Улыбка, с которой Писсарро приветствовал девушку, вдруг опала, точно художнику в лицо попали парализующим дротиком художественных критиков-пигмеев из чернейшего на свете Конго. Он весь обмяк и сел.
— Я вас просто дразню, — сказала Марго, кокетливо коснувшись рукава художника. — Для меня большая честь иметь вашу картину, месье Писсарро.
Вслед за Папашей Лессаром девушка зашла в булочную, а художник и мальчик остались на улице. Оба были слегка огорошены.
— Эй, художник, — донесся до них скрипучий голос. — Краски нужны? У меня лучшие пигменты, растертые вручную. — К столу подошел скособоченный человечек со своим ослом.
Писсарро перевел взгляд — человечек размахивал жестяным тюбиком без колпачка.
— Тончайший ультрамарин, — продолжал Красовщик. — Настоящий колер. Истинный цвет. Киноварь, крапп, итальянские глины. А не фальшивое прусское говно. — Человечек сплюнул на голубя, дабы показать все свое презрение к пруссакам, краскам человечьего изготовления и голубям вообще.
— Я беру краски у Папаши Танги, — ответил Писсарро. — Он знает мою палитру. А кроме того, у меня нет денег.
— Месье, — подтолкнул его Люсьен и кивнул на десятифранковую купюру, которую художник по-прежнему держал в руке.
— А попробуйте ультрамарин, — сказал Красовщик. Тюбик он закрыл крышечкой и положил его на стол. — Понравится — заплатите. Нет — так нет.
Писсарро взял тюбик краски, открыл его и принюхивался, когда из булочной выпорхнула Марго. Она танцевала с маленьким холстом, держа его на вытянутых руках, кружилась с ним, а юбки ее вихрились вокруг.