Лекса глухо рыкнула, когда тупая боль пронзила сердце, словно внутри разорвался сосуд. Она глубоко дышит, понимая, что нужно держаться. Она уже поняла, что Шоу и Кларк искоса наблюдают за ней, чертовы врачи. Черт, сейчас это не имеет значения. Она глубоко медленно дышит, слегка прикрывая глаза. Обводит взглядом Джона и Анну, что все читали и читали. Она едва могла понять, о чем они говорят. Но эти слова отдавались той преславутой тупой болью, словно из нее что-то выталкивают. Она понимала, что остальные чувствуют тоже самое. Это немного успокаивало, как бы странно это не звучало.
Гул нарастал, и Лекса мельком взглянула на камеру, которая... отображала внутри круга фигуру, обозначенную синим оттенком. Холод. Шоу прекрасно чувствовала этот могильный холод, исходящий из центра круга. Шоу бросает взгляды на Аню и Джона, которые немного дрожат, продолжая читать с книги. Даже Лекса вздрогнула от холода, который мгновенно окутал помещение. Слишком быстро. Кожа покрылась мурашками, девушки неловко передернули плечами. Лекса уже чувствовала знакомый запах гнили и земли. Она здесь.
Прикосновение обожгло щеку своим холодом, от чего девушка дернулась. Нет, не смей касаться. Но она, похоже, знала, как можно заставить ее напрячься и в конце концов, уйти и выпустить ее. Она прекрасно знала, что Эштон не переносит чужих прикосновений. И использовала это. Но Сегодня Лекса намерена держаться до конца. Это не тот день, чтобы психовать и убегать. Но, мать ее, так хотелось...
Одежда ее матери была насквозь пропитана чем-то черным и дурно пахнущим, скорее всего, кровью. Лекса никогда не ощущала такой паники внутри, как сегодня. Когда она снова стояла перед ней во «всей красе», ухмыляясь изуродованными губами и доставая из-под обрывков одежды... топор? Девушка сильнее сжала руки девушек, которые пытались не отпускать руки. Они прекрасно знали, все они, что больше всего будет доставаться Лексе, как бывшему носителю. Связь еще была, пусть и малая, но она присутствовала.
Лекса сжала челюсти, когда Анна, чего Лекса совсем не ожидала, вдруг ранит себя топором по руке. Лекса почувствовала боль. Настоящую, рубящую боль, которая заставляла сжиматься в комок и обнять себя руками. Брюнетка часто задышала, зажмуриваясь от острой боли уже в животе, когда Анна полоснула себя острым лезвием. Держись, мать твою. Джон и Аня все громче и громче читали заклинание, Свет фонарей все чаще мерцал, камера показывала помехи, но все и так все видели. Внезапно, рядом с ними кто-то закричал:
-Ни с места, руки за голову, это полиция!- все вздрогнули, когда они повернули головы к нему, пока Джон и Аня не прекращали читать.- Я сказал, руки за голову, на пол!
Он достал пистолет, увидев Анну в центре круга. Лекса сильнее стискивает зубы, слыша в голове голос, который надеялась не слышать еще много лет назад. Он шептал. Шептал что-то на тайском языке, Лекса не понимала. Но так тянуло лечь спать... Брюнетка встрепетнулась, смотря на полицейского, который, видимо, патрулировал окрестности. Он напуган. Лекса никогда не видела кого-то настолько бледного. Ну, только, разве что труп.
Он стоял в нескольких метрах от них. Даже отсюда они видели, как дрожат в него руки и как в темноте блестят его глаза. От слепого, животного ужаса. Он направлял дуло на Анну, которая ухмыльнулась, повернувшись к нему. Внезапно, она пропала из круга. Свет перестал мигать, камеры заработали как надо. Но ее не было видно. Лекса обернулась на полицейского, который отступал назад к лестнице. Спиной вперед. Брюнетка зажмурилась, пытаясь дышать нормально. Го что-то словно раздирало ее изнутри. Она почувствовала, как теплая кровь пропитывает толстовку.
Слишком знакомое чувство. Она боролась с желанием отпустить руки, которое было словно приказ. Нет... Брюнетка сжимает дрожащие руки, пытаясь не обращать на это внимания.... Но вскрик Рут, после оглушившего хлопка выстрела послал нахер все ее самообладание. Но перед глазами все плывет, когда она понимает, что гипс на руке Рут окровавлен, а, судя по дыре, он попал точно в сплетение нервов. Твою же мать.... Все слилось в один поток звуков и картин. Смех Анны, проклятья Джона и Ани, крики Рут и полицейского, которого раздирают живьем. Но понять она могла только одно.
Круг разорвался.
========== Глава третья. ==========
Круг разорвался. Следом, словно лавина, на них обрушился громки, нечеловеческий крик. Он был словно.... черт, словно... Не знаю, как описать. Но никому бы не хотелось услышать такое... где-то рядом треснуло стекло, пока Лекса лихорадочно соображала, что же делать. Она не слышала больше слов, молитву, она слышала только чертыхания, крики, лихорадочный стук собственного сердца, от которого аж отдавало в виски острой болью.
В голове билась всего одна мысль. Бежать. Но никто из них не переживет эту ночь, если кто-то из них сбежит. Лекса хватает Аню под руку, оттаскивая в сторону полупустых стеллажей, попутно говоря остальным разделиться по двое. Он бросаются все в разные стороны, пытаясь выиграть время. Все вместе они слишком легкая добыча для Анны, которая пока закусывала полицейским.
Кларк пока в надежных руках с Джоном, так что Лекса больше волнуется за свою мать, ведь Лекса-единственная, у кого метка, скажем так, действующая. Анне нужна Лекса. Было глупо тащить Аню с собой. Но и одну ее оставить нельзя.
Аня мелко дрожала, но держалась достойно. Она не могла ни одну мысль поймать за хвост. Все мысли разбегались, стоило крикам стать громче и пронзительнее. Лекса прикрыла глаза, все еще не решаясь убрать руку с плеча матери. Это хоть немного успокаивало, насколько это вообще было возможно в данной ситуации. Так, что же делать? Нужно уйти подальше, но сейчас внутри такая темень, что это все равно, что попасть в лапы этой горгульи. Чертовы фонари, свечи, те ведь погасли сразу же после разрыва круга, не дай Бог, провалятся здесь.
Но, мать твою, это уж лучше участи быть разорванной Анной. По крайней мере, для Лексы уж точно. Девушка глубоко задумалась. Можно ведь начать заново. Но тогда ведь Анна может сконцентрироваться на ее матери. А Лекса этого ой как не хочет. А если просто убегать, они только раззадорят ее. Тем более, где они будут прятаться? Чтобы не провалиться? Лекса не знала. Тем более, пол жутко скрипучий. Прятаться тихо не выйдет, как ни крути. Тем более, Лекса не для того едва не умирала, чтобы сегодня уже отдать себя костлявой.
Брюнетка медленно встает с колен, наблюдая за Анной, которая пока наслаждается полицейским, который постепенно затихал. Она должна покончить с этим. Наблюдая сейчас за своей биологической матерью через полки в стеллаже, она уже точно знала, что не дастся ей. Только мертвой. А Лекса такой уж точно быть не собирается. Она мельком бросает взгляд на книгу, что лежала недалеко от круга, благо, хоть луна светила в разбитые пыльные окна.
-Сможешь найти Джона? Я собиралась достать книгу.-Лекса медленно и осторожно зашагала к углу, который был ближе к кругу.
-Ты с ума сошла?!- Аня зашипела.
-Мам, пожалуйста.-Лекса уже буквально взмолилась. Аня замерла. Лекса редко когда называла ее мамой, но Аня действительно знала, что является Лексе матерью во всех смыслах и без этих бумаг из центра опеки.-Нужно начать заново, дослушай меня. Ты и Джон-единственные, кто понимает эту писанину. Я заберу книгу и попытаюсь ее отвлекать. Лучше остальных не впутывать.
Аня вздохнула. У нее нет выбора. Но подвергнуть Лексу опасности? Ей пришлось согласиться. Лекса была благодарна за это. Поэтому она нашла в себе силы поцеловать мать в щеку, прислониться своим лбом к ее.- Ты же знаешь, я люблю тебя, мам. От ее рук я уж точно не умру.
Аня судорожно вдыхает, отстраняясь и отвела взгляд за полки стеллажей, пропахших сыростью и старой бумагой. Она высматривает Джона, который притаился с оружием наготове недалеко от них. Лекса прикрыла глаза, пытаясь выловить нужный момент, когда она увлечется. Медленно приближается к углу, пытаясь не слушать хрипы и хруст костей. Блядь, Лекса впервые дрожит от слепого животного ужаса, который словно змея обвивал все ее тело. Лекса зябко дернулась, высматривая из-за угла. Она увлеклась. Отлично. Лекса оценила примерное расстояние книги от нее. Метра два-три. Так, нужно быть быстрой, ей повезло, что эта часть стеллажей ее немного скрыла за грудами гнилой бумаги.