На жаре грузный Коль тяжело дышал и обливался потом. Он любил лето за шанс отдохнуть с семьей в Тиргартене или луна-парке, за пикники на озере Ванзее и на реке Хафель, но погода ему больше подходила осенняя.
Инспектор вытер пот со лба и ответил:
– Нет, Янссен, нам не следовало ни упоминать подозреваемого, ни просить помощи гестапо. Почему? Во-первых, потому, что с тех пор, как месяц назад их объединили, СС и гестапо из кожи вон лезут, чтобы лишить крипо независимости. Нам ее нужно сохранить во что бы то ни стало, а это значит, вести расследования самостоятельно. Во-вторых и в главных, «возможности» гестапо – это зачастую аресты всех, на кого падает хоть малейшее подозрение. Зачастую это аресты совершенно невинных, просто потому, что так удобно.
В штаб-квартире крипо было шестьсот камер. Изначально в них, как и в камерах любого полицейского участка, арестованных держали до суда или освобождения. Сейчас же в камерах, набитых до отказа, сидели обвиненные в непонятных политических преступлениях. Караулили их штурмовики, свирепые молодчики в коричневой форме с белыми нарукавниками. Те камеры считались перевалочным пунктом на пути в концлагерь или штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Или на кладбище.
– Нет, Янссен, мы – виртуозы высокого полицейского искусства, а не саксонские крестьяне, серпами вырезающие десятки горожан ради поисков одного виновного.
– Верно, майн герр.
– Помните об этом! – покачал головой инспектор. – Ах, насколько труднее нам работать в этой моральной трясине!
Подогнав «ДКВ» к обочине, Коль глянул на помощника:
– За то, что я сейчас наговорил, вы могли бы арестовать меня и отправить на год в Ораниенбург.
– Я никому не расскажу, герр инспектор.
Вилли Коль выключил зажигание. Они вылезли из машины и по широкому тротуару зашагали к «Летнему саду». Когда приблизились, инспектор уловил аромат хорошо промаринованного жаркого, которым славился ресторан. У него аж в животе заурчало.
Янссен нес с собой номер «Народного обозревателя», нацистской газеты, на первой странице которой красовался фотопортрет Геринга в стильной шляпе необычного для Берлина фасона. Подумав о шляпах, Коль глянул на помощника. Под июльским солнцем лицо светлокожего Янссена покраснело. Неужели молодежь не понимает, что головные уборы носят не просто так?
У ресторана Коль знаком велел Янссену сбавить шаг. Они остановились у фонарного столба и стали рассматривать «Летний сад». В этот час посетителей оказалось немного. Два эсэсовца расплачивались, готовясь уйти, что было только к лучшему, ведь по изложенным Янссену причинам Коль не желал распространяться о расследовании. Кроме эсэсовцев, в ресторане сидели только мужчина средних лет в ледерхозене и пенсионер.
Коль отметил плотные шторы, защищавшие их от взглядов изнутри. По его знаку они с Янссеном вошли на террасу. Каждого посетителя инспектор спросил, не видел ли тот в ресторане крупного мужчину в коричневой шляпе.
– Крупного мужчину? – переспросил пенсионер и кивнул. – Да, детектив. Я к нему не присматривался, но, думаю, внутрь он вошел минут двадцать назад.
– Он еще там?
– Я не заметил, чтобы он выходил.
Янссен замер, как почуявшая след гончая.
– Герр инспектор, не стоит ли вызвать орпо?
Служащие орпо, или полиции порядка, носили форму, жили в казармах и, как свидетельствует название, поддерживали порядок ружьями, автоматическими карабинами и дубинками. Коль представил, какой переполох поднимут они своим появлением, особенно если подозреваемый вооружен, а в ресторане много посетителей.
– Думаю, не стоит, Янссен. У нас ловчее получится. Идите к черному ходу ресторана и ждите у двери. Если кто выйдет, хоть в шляпе, хоть без, задержите. Помните, наш подозреваемый вооружен. Действуйте скрытно.
– Есть, герр инспектор.
Молодой человек остановился и, отнюдь не скрытно махнув рукой, исчез за углом.
Коль как ни в чем не бывало зашагал дальше, потом замер, якобы изучая вывешенное меню. Сделал еще несколько шагов, остро чувствуя, как револьвер оттягивает карман. До прихода к власти национал-социалистов редкие детективы крипо носили оружие. Но пару лет назад министр внутренних дел Геринг расширил многочисленные силы правопорядка, приказав каждому полицейскому носить оружие и, к огромному изумлению Коля и его коллег по крипо, применять его без ограничений. Он даже издал указ, согласно которому не выстрелившему в подозреваемого объявляли выговор, а застрелившему невиновного – не объявляли.
Вилли Коль не использовал огнестрельное оружие с тысяча девятьсот восемнадцатого года.
Однако, вспомнив пробитый череп погибшего в Дрезденском проулке, Коль обрадовался, что оружие при нем. Он поправил пиджак, убедился, что, если потребуется, мгновенно вытащит пистолет, сделал глубокий вдох и толкнул дверь в обеденный зал.