— Русский? Я знаю, что несколько кораблей сбежали от японцев и были интернированы в таких местах как Манила и другие, но что-то настолько большое? Неслыханно! Все корабли такого размера в Тихом океане до сих пор были хорошо известны. Поразительно!
Они видели, что корабль подходит все ближе.
— Мистер Робинсон, думаю, нам нужно связаться с Датч-Харбор. Сообщите, что мы встретились с крупным военным кораблем, огромным, предположительно, русским. Передайте наши координаты. Они все еще в состоянии принять наш сигнал. Корабль, похоже, идет прямо на нас, и меня это несколько настораживает.
— Не похоже, что мы сможем уйти от него, капитан. И точно не сможем отбиться. Что заставляет вас предполагать его враждебные намерения?
Мгновением спустя они заметили мигающий световой сигнал с неизвестного корабля.
— Вижу прожектор, сэр. Вот, прямо на миделе. Похоже, они намереваются совершить маневр и идти вместе с нами.
— Мистер Робинсон, вызовите мистера Купера и скажите ему взять с собой пистолет и трех матросов покрепче.
Это выглядело жалкой мерой предосторожности, учитывая размеры и угрожающий вид неизвестного корабля, однако начальник кивнул и занялся этим делом. Ни дня скуки в море, подумал он. Но что, Господи, за штука вылезла из сундука Нептуна? Это настоящий морской дракон, и через десять минут он встанет по левому борту от нас!
— Ну что же, Роденко, увидели — поверили? — Карпов сложил руки, впервые улыбнувшись за довольно долгое время. — ТВ-система это одно, но ничто не сравниться с собственными глазами.
— За время нашей одиссеи я много раз верил в невозможное, товарищ капитан. Но было ли разумно приближаться к этому кораблю?
— Он определенно не представляет угрозы.
— Разумеется. Но что они подумают, увидев нас?
Карпов задумался.
— Они подумают, что увидели самый большой корабль в мире, Роденко. И я намерен дать им хорошо нас рассмотреть. Выровнять курс, скорость 16 узлов. Встать на расстоянии 200 метров от этого корабля.
— Так точно, — Роденко повторил приказ, хотя испытывал сомнения. — Вы же понимаете, что они расскажут о нас?
— Разумеется. Это будет самым запоминающимся событием в их рейсе.
— То есть, мы хотим, чтобы о нас узнали, товарищ капитан?
— А почему нет, Роденко? Мы ведь здесь, верно? Должно быть, нас забросило в этот год в результате взрыва. Похоже, что ядерное оружие все же имеет какое-то отношение к ходу времени. Я читал кое-какие теории об этом. Хотя Федоров, вероятно, вывалил бы нам очень много всего, если бы был здесь.
— Я задаюсь вопросом, как идет его охота на Орлова?
— Это нелепо. Причем здесь Орлов? Это была пустая трата времени и ресурсов. Если бы стержень остался на «Кирове», мы могли бы распорядится им с гораздо большей пользой.
— И, похоже, у нас есть шанс, товарищ капитан?
— Да, Роденко, но я ошибся, решив, что один корабль сможет противостоять всему флоту Союзников в 1945. Да, я первым признаю это Но, возможно, моя решимость стала решающим фактором во всей этой истории.
— Не уверен, что понимаю вашу мысль, товарищ капитан.
— Разве, Роденко? Я был прав, решив противостоять американцам, но выбрал не то время и не то место. Если бы мы переместились на несколько лет дальше, этот корабль мог бы предопределить исход войны на Тихом океане. Федоров полагает, что наши действия предотвратили атаку на Пёрл-Харбор и вызвал преждевременное вступление США в войну. Несмотря на это японцы с самого начала взяли быка за рога. Затем появились мы, и Вольский завел нас прямо в разгар японского наступления. Мы развалили всю их операцию и ненароком восстановили прежний баланс сил на Тихом океане. Американцы сумели закрепиться на Соломоновых островах и Гуадалканале, и война стала прежней на всю свою оставшуюся часть. Наше прибытие в 1945 могло быть случайным, но что, если нет? Что, если все должно было случиться именно так, как случилось?
Взгляд Карпова устремился куда-то вдаль, словно он сам впервые пришел к такому выводу и внезапно увидел безграничные возможности, открываемые перед ними в этот момент времени.
— Это 1908 год, Роденко! В России у власти сейчас Николай II. Революция 1905 года, Кровавое воскресенье и Октябрьский манифест — все это было всего несколько лет назад. Первая Мировая война начнется только через шесть лет. Большевики свергнут царя только в 1917[23]. В этот момент мы можем сделать шаги, которые окажут решающее влияние на историю всего 20-го века! Подумайте об этом.
Роденко задумался об этом, однако ужасный образ ядерного взрыва и грибовидного облака все еще преследовали его.