Соседями Эпикура были Кериб и Метродор. Ложе Кериба стояло слева, ложе Метродора — справа. Ложа Полиэна и Колота были по другую сторону стола, на котором стоял большой кратер и несколько кувшинов с вином и водой — все нехитрое хозяйство кравчего. Кравчий смешивал вина и воду в большом кратере и разливал напиток в меньшие кратеры на столиках перед ложами пирующих. Когда он подошел к Эпикуру, тот остановил его движением руки и сказал:
— Мне хватит и того, что есть. К тому же я здесь самый старый. Наливай молодым.
— Но разве не ты, Эпикур, ставишь превыше всего наслаждение? — спросил Кериб. — А вино и наслаждение — братья…
— Когда я говорю о наслаждениях, Кериб, я говорю отнюдь не о наслаждениях распутства, как думают те, кто плохо понимает мое учение. Привычка к простым и недорогим кушаньям, к умеренности укрепляет нам и здоровье и делает нас сильнее при встрече с роскошью. Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если только не страдать от того, чего нет. То, что необходимо для человека, легко достижимо. А тягу к богатству не утолишь…
— Ты сказал, Эпикур, что есть люди, которые плохо понимают твое учение, — не унимался Кериб. — Хорошо ли понимают твое учение твои друзья — Метродор, Колот, Полиэн?
— Хорошо.
— Если так, то можешь ли ты их назвать мудрецами?
— Могу, — ответил Эпикур.
— Ты более их мудрец или кто-либо из них более мудрец, чем ты?
— Один мудрец другого не мудрее, — сказал Эпикур. — Человек либо мудр, либо немудр. И если он мудр, он знает все о первоначалах и о критериях и, значит, с легкостью определяет и причины частностей. Все, что играет флейтист Исме́ний, он играет хорошо, Кериб. Так и мудрец: он знает все и знает хорошо. А теперь я спрошу тебя, Кериб: разве ты не задавал подобные вопросы Метродору, с которым знаком давно, и разве Метродор не отвечал тебе так же, как я?
Метродор приподнялся на локте, глядя на Кериба и ожидая его ответа.
— Да, — ответил Кериб. — Я спрашивал Метродора о том же, о чем спрашиваю тебя. И он отвечал мне твоими словами. И я, кажется, изрядно надоел ему, — засмеялся Кериб. — Как и тебе, Эпикур.
— Принял ли ты что-либо из того, о чем говорил тебе Метродор?
— Да, Эпикур. Все о первоначалах, все о небесных и земных явлениях. Не все о безмятежной жизни, потому что не могу ни удалиться от толпы, ни достичь покоя малыми средствами. Видишь, я люблю богатство, я люблю роскошь, я люблю власть и силу, и я по-прежнему боюсь смерти. Впрочем, и Метродор ее боится…
— Ты? — повернулся к Метродору Эпикур. — Так ли это? О тебе ли это сказано, Метродор?
— Утром у меня заболела грудь, — ответил, не поднимая лица, Метродор, — и, кажется, появился жар… Я подумал было, что меня настигла чума.
— И что же? — с тревогой спросил Эпикур.
— Я плакал и, кажется, молился богам… Но не смерти я испугался, — поднял лицо Метродор. — Нет, Эпикур! — заговорил он страстно. — Мне стало горько оттого, что я больше не увижу тебя, не увижу жену Леонтию, сына и дочь, что нанесу вам боль своей смертью и не сделаю для вас больше ничего доброго и полезного… Поэтому я плакал, Эпикур. Но страх был ложным: видишь, я жив и здоров. Да и тогда еще, не зная, что я здоров, я пересилил себя, свой страх…
— Как? — спросил Эпикур.
— Мыслью о том, что мои страдания не больше страданий тех тысяч людей, которые умерли и умирают теперь от чумы.
— Меня бы эта мысль не утешила, — сказал Эпикур.
— Тебя? — удивился Метродор. — Но разве и тебе понадобилось бы утешение?
— Утешение нужно всем.
— И в чем оно, Эпикур?
— В том, что у твоих родных и у твоих друзей, остающихся жить, есть помощники и защитники, которыми они обязаны тебе. Они разделят их боль, поднимут с колен у твоей могилы, оградят от одиночества и прочих бед. Я стал бы думать об этом, — сказал Эпикур. — Ведь и ты, и все мы много стараемся для того, чтобы у нас были многочисленные и преданные друзья. И теперь, поднимая кубок, я хочу выпить за дружбу. Ибо из всего, что дает мудрость для счастья всей жизни, величайшее — это обретение дружбы.
— Никогда не думал, что философы так высоко ценят дружбу, — сказал Кериб, осушив свой кубок.
— Так высоко, что при случае могут даже умереть за друга, — ответил Эпикур.
— Умереть? — усмехнулся Кериб. — Но ведь ты сам говорил, что смерть для мудрецов — ничто. Ничто есть ничто, Эпикур. Не слишком ли это малая цена за дружбу?
Разговаривавшие друг с другом Колот и Полиэн замолчали. Поднялся со своего ложа Метродор и жестом приказал кравчему не греметь посудой.