Сад фарфоровых цветов.
Предисловие.
Роман будет публиковаться главами.
Вишневые заводи. Летний вечер.
18 год эры Благожелательного Правления. Округ Великого Устья, Вихлянск-Приточный уезд.
Вихлянск-Приточный уезд, расположенный на северо-востоке округа, был наименее обитаем из-за лесистой местности, и захватывал небольшую часть Изумрудных полей - болот на юге Северной префектуры. Южные соседи из Бурлящих холмов называли вихлянских соседей ехидно - "Комар-Сосущий уезд". В глубине уезда, в заводи одного из притоков Вихлянки, протянулась усадьба "Вишнёвка". Усадьбой владело влиятельное лицо из столицы, достаточно влиятельное чтобы никогда там не появляться, но вызывать уважение к своим садам и межам у окрестных жителей. Внешне " Вишнёвка" ничем особенным не отличалась, в меру ухоженные постройки, крепкий забор, пристань, камыши со стороны реки и сад со стороны дороги. Усадьба пребывала в тишине изредка нарушаемой криками уток взлетающих над заводью. Изначально в "Вишневке" жил только управляющий и рабочие, несколько сенных девушек заботились о господских покоях. Управляющий мирно доживал свои дни среди комарья и вишен, пока, около года назад, в усадьбу не прибыла хозяйка. Старинная усадьба приободрилась, управляющий очнулся ото сна. Теперь, управляющий делил обязанности с, прибывшими в обозе госпожи, няней Лю и экономом Ван. Если с высокородной барышней Мо у него просто не могло быть конфликтов, а почтенная няня Лю вызывала в нем подсознательную робость одним только своим видом, то эконом встряхнул старика, заставив его вспомнить юные годы в канцелярии департамента общественных работ. Почтенная Лю управляла внутренними дворами и хранила казну усадьбы. Внешний двор занял эконом Ван. Хранительница сундуков враждовала с защитником ворот. За глаза эконом звал няньку "Копилкой", нянька в долгу не оставалась и так же, за глаза, именовала противника " Тощий крот". В усадьбе образовалось троецарствие, тк управляющий, враждовавший с экономом, не желал вступать в альянс с няней из-за предрассудков о разделении полов. Над ними плыла тень госпожи. Высокородная барышня редко покидала внутренний двор, деля время между совершенствованием 4 женских талантов.
Ленивый летний вечер опускался на усадьбу. Нянька Лю устав от трудов удалилась в свою комнату и проверяла счетные книги, эконом в своем кабинете читал труд древнего философа Гунсунь Яна, управляющий еще хлопотал в дальнем саду с рабочими, но и они уже заканчивали работу.
Барышня Мо расположилась в одиночестве на втором этаже павильона Цветущих Лоз. Кто знал, что среди садов, на берегу Вишневой заводи, в комарином краю, спрятана жемчужина императорского дома - Мо Ен Чжен? Павильон был построен по ее проекту пару лет назад после приобретения усадьбы. Мо Ен Чжен, нарядно одетая и накрашенная, полулежала на диване красавицы. Сегодня у Высокородной барышни Мо был в некотором роде день подведения итогов, ей исполнилось 22 года. На столике перед ней стоял кувшин легким вином и поднос сладостей. Ласточкины крылья бровей разделила борозда скорби. Тоскливое беспокойство, похожее на непонятное жужжание, нарастало в ее сердце. Чувство было абсолютно абстрактным, как серый кое-как слепленный из тревог и разочарований ком. В иные дни компании книг или доски для игры в вэйцы, было более чем достаточно, но сегодня ... В сумерках переполошились и с криком взлетели из камышей гуси. Пекинес, мирно дремавший в ногах хозяйки, поднял свою персиковую мордочку. Стая облетела вокруг усадьбы. Эконом, погрузившийся в истоки легизма, поднял голову от книги. Он что-то вспомнил и вышел из кабинета.
Вечер плавно переходил в ночь. Глядя на звёзды, высокородная барышня Мо чувствовала себя песчинкой на дне часов, а время размеренно сыпалось через тоненькое отверстие - миг жизни, грозя окончательно однажды похоронить ее. Сколько лет пройдет, перед тем как, песок высыпется окончательно, и сверху останется пустота. Пекинесу надоело спать и он стал с сопением возиться с ее вышитыми туфлями пока не стянул одну.
Из сада послышалась мелодия, кто-то играл на цинь. Музыка то затихала, то становилась громче. Барышня сбросила вторую туфлю. Пекинес с довольным ворчанием уселся на них. Её стройная, как ива, фигура стала двигаться в такт музыке. Было что-то детское в ее лице, но глаза выдавали глубину этой сложной личности. Рукава танцующей взлетали подобно белым шёлковым крыльям. Ночь была безветренная и линии, создаваемые одеждой в танце, были четкими. Сидевший за цинь музыкант ускорил темп и казалось, что человек сейчас взлетит над павильоном, как аист над гнездом. Затем медленно потекла другая мелодия, в руках танцовщицы теперь порхала бабочка веера.