Что же до приглашения Альберто и вообще до поведения Финци-Контини, то возникает вопрос: откуда взялось все это их теперешнее беспокойство, все это их желание встречаться?
Очень любопытная вещь произошла в храме на прошлой неделе, когда отмечали Рош а-Шана (я не захотел пойти, как всегда, и в очередной раз поступил плохо). Да, действительно произошла любопытная вещь, именно в тот момент, когда служба достигла кульминации и скамьи были заполнены молящимися, Эрманно Финци-Контини с женой и тещей, в сопровождении детей и неизменных братьев Геррера из Венеции — в общем, весь клан, и мужчины, и женщины, — торжественно вошли в итальянскую синагогу после добрых пяти лет позорного уединения в испанском храме, и с такими лицами, удовлетворенными и просветленными, как будто они не больше не меньше как вознаградили своим присутствием не только присутствующих, но и всю общину. Это, понятно, еще не все. Теперь они снизошли до того, что приглашают к себе домой, в «Лодочку герцога», — куда, подумайте только, во времена Жозетт Артом без крайней необходимости не ступала нога ни одного жителя Феррары и ни одного иностранца. А знаете почему? Потому что они, это совершенно очевидно, рады тому, что происходит! Потому что им, благородным (противникам фашизма — но прежде всего благородным), расовые законы доставляют удовольствие! И пусть бы они были хотя бы правоверными сионистами! Уж если здесь, в Италии, в Ферраре, им всегда было так плохо, если здесь их так притесняли, они могли бы вернуться на историческую родину. Так нет же! Они только раскошеливались время от времени на небольшие суммы для тех, кто возвращался. В этом как раз нет ничего особенного. Но больше они никогда ничего не делали. Они предпочитали тратить громадные деньги на всякие аристократические излишества: в тридцать третьем году, например, они в поисках ковчега и пюпитра, достойных их личной синагоги (это должны были быть подлинные сефаридские предметы, ни в коем случае не португальские, не каталанские, не провансальские, даже не испанские, и они должны были подходить по размеру!), на машине отправились ни дальше, ни ближе, как в Кераско, в провинции Кунео, в местечко, где году эдак девятьсот десятом или около того была маленькая община, уже вымершая, и где только и осталось что кладбище, и то только потому, что несколько семей из Турина, происходивших из этого местечка, продолжали хоронить там своих усопших. Да что говорить! Даже бабушка Альберто и Миколь, Жозетт Артом, в свое время заказывала в Риме, в Ботаническом саду, в том самом, что находится у подножия Яникульского холма, пальмы и эвкалипты, а чтобы повозки свободно проезжали, или, может быть, и из соображений престижа, она заставила мужа, этого бедолагу Менотти, расширить ворота в стене «Лодочки герцога» так, что они были, по крайней мере, вдвое больше любых других на проспекте Эрколе I д’Эсте. Вообще, страсть к коллекционированию вещей, растений, всего, что угодно, приводит к страсти коллекционировать людей. И если они, Финци-Контини, скучали по гетто (очевидно, они хотели бы, чтобы все оказались запертыми в гетто, и намеривались в ожидании этого прекрасного момента разделить на участки «Лодочку герцога» и превратить имение во что-то вроде кибуца, находящегося под их покровительством), то никто им этого и не запрещал. Он бы на их месте выбрал Палестину. Или даже еще лучше, Аляску, Огненную землю или Мадагаскар…
Все это случилось во вторник. Я не знаю, как получилось так, что через несколько дней, в субботу на той же неделе, я решился сделать как раз обратное тому, чего хотел мой отец. Я бы не сказал, что сработало обычное чувство противоречия, которое часто заставляет детей своевольничать. Может быть, просто легкий и нежный ветерок, необычно светлый и солнечный день самого начала осени вызвали у меня неожиданное желание взять в руки ракетку, которая лежала в чехле уже почти год, и достать мой теннисный костюм.