Время пролетело незаметно, осеннее солнце клонилось к горизонту. Мы вышли из парка, когда там начали транслировать оповещение о скором закрытии, и Юкино-сэнсэй проводила меня до остановки моего автобуса. Вдоль улицы вперемешку сгрудились жилые дома и невысокие конторские здания, но, когда мы завернули за угол, лучи солнца, отыскавшие щели в плотной застройке, ударили прямо в лицо, как прожектор. Я посмотрела назад и увидела на асфальте наши чёткие тени, уходящие в бесконечность. От Юкино-сэнсэй, окружённой прозрачным оранжевым ореолом, исходило яркое сияние. И я взмолилась о том, чтобы и мне засиять, как она. Чтобы и мне стать такой, как она. Чтобы эти счастливые для меня дни никогда не кончались. Но безразличное к моим мольбам заходящее солнце тотчас скрылось за домами, и нас окатило холодным ультрамарином сумерек. Я должна была сказать Юкино-сэнсэй что-то очень важное и потому, разузнав тайком, на какой станции она садится на поезд, в выходной день с раннего утра устроила засаду, только это «что-то» оказалось невозможно выразить словами.
Так, весело и счастливо, прошёл первый год старшей школы. Не хватало лишь какой-то малости, приправы, название которой никак не удавалось вспомнить, — противная, как щекотка, мысль, не отпускавшая меня всё это время.
С Саей-тин мы оказались в разных классах и практически перестали встречаться. Но всё же мы иногда обменивались парой слов, когда случайно сталкивались в коридоре или на станции. У нас почти не осталось общих тем для разговора, и хоть какой-то интерес вызывали лишь слухи о Тэсигаваре. Поговаривали, что в своей школе для мальчиков он вступил в группу поддержки[72] спортивной команды, начал отращивать бороду и зачем-то перекрасился в блондина. Когда я о нём вспоминала, у меня почему-то сжималось сердце, а ещё становилось противно, что я так раскисаю, и однажды я хохмы ради предложила:
— А давай как-нибудь позовём его и погуляем втроём, как раньше!
— Давай! Он, наверное, расплачется от радости.
— Или, наоборот, будет вредничать, чтобы радость скрыть. Вот и проверим! Я ему напишу.
Но в итоге ничего я ему не написала. Потому что встретила Макино-сэмпая. Встреча оказалась роковой: на этот раз я по-настоящему влюбилась в парня.
Может, меня кто-нибудь отсюда заберёт?
Давно позабытая мечта воскресла в тот самый миг, когда я увидела Макино-сэмпая в метро. И ещё я подумала: «Наверное, все эти годы я ждала именно его».
Это случилось в апреле, вскоре после перехода в одиннадцатый класс. Я ехала из школы домой в битком набитом поезде линии Гиндза, и он оказался в одном со мной вагоне — прислонился к двери и читал книжку. Я тоже стояла у двери, на той же стороне, лицом к нему, и нас разделял один ряд сидений. В школе его всегда окружала толпа эффектных парней и девушек, но сейчас он был совсем один. Это выглядело странно, но, если подумать, то же происходило и со мной. Он стоял метрах в шести от меня, но мне казалось, что даже с такого расстояния я чётко вижу, как печально подрагивают его длинные ресницы, обрамлявшие опущенные в книгу глаза. И этого хватило, чтобы без памяти в него влюбиться.
Макино-сэмпай был, так сказать, школьной знаменитостью. Высокий, шикарно выглядевший парень, капитан баскетбольной команды, примерный ученик — он пользовался доверием учителей, и его всегда окружали столь же яркие люди, как он сам. Его нередко замечали прогуливающимся наедине с какой-нибудь девушкой. И я заранее приготовилась погибнуть геройской смертью, когда призналась ему:
— Макино-сэмпай, я тебя люблю.
— Тебя зовут Сёко, да? — каким-то поникшим голосом сказал он, с первых же слов обратившись ко мне просто по имени. — Я бываю очень требовательным к девушкам, с которыми встречаюсь. Ты на такое согласна?
Невероятный ответ.
«Конечно! Требуй от меня что хочешь!» Но слова застряли в горле, и я, едва не плача и с таким бесконечно серьёзным видом, словно узнала о неизлечимой болезни, часто закивала.
Той весной я была на седьмом небе от счастья. У меня впервые в жизни появился парень. Мой парень был звездой школы. Вот она, перчинка, которой мне до сих пор не хватало. Более того, сбылось моё заветное желание: с апреля нашим классным руководителем стала Юкино-сэнсэй. Праздник О-Бон[73] и Новый год, Рождество и Хэллоуин, подарки на свадьбу и на рождение ребёнка — не знаю, с чем лучше сравнить, но на меня будто посыпались все радости жизни разом. Я потеряла голову. Да и как тут её не потерять! Даже когда Макино-сэмпай поступал в соответствии со своим манифестом (если подумать, это будет подходящее название) — был ко мне требовательным, — я не чувствовала себя менее счастливой.
72
Традиционная японская группа поддержки в школе обычно состоит из парней, а их выступления — это пение и выкрикивание речовок под аккомпанемент барабанов и дудок.