— С чего ты взяла? — с удивлением сказал он в ответ.
— Просто вчера, в кабинете литературы... — выдавила я, чувствуя себя так, будто сделала что-то плохое.
— А, ты нас слышала? — не моргнув глазом сказал он, даже не пытаясь отпираться. — Нет, не влюбился. Но чем-то она цепляет, наша Юкино-тян. Какая-то в ней загадка. Секса у нас пока не было. Хотя думается мне, ждать осталось недолго. Женщины в её возрасте самые распутные, так ведь?
— Разве?..
— Ну да. Не знала? Ты, кстати, пока бревно бревном.
«Ясно», — подумала я. И пробормотала то же самое вслух:
— Ясно...
В голосе сэмпая не слышалось и тени сомнения в своей правоте, и я задумалась: «Может, я сама виновата?»
С того дня он перестал отвечать на мои письма. Я звонила, писала — никакого ответа. Он не отворачивался, когда я приходила к нему после уроков. Иногда мы вместе с его друзьями шли от школы до станции. Но казалось, что он старается не оставаться со мной наедине. Это случалось, только когда мы занимались сексом. У него дома, пока не было родителей, или в гостинице, за которую платила я, он наконец-то заключал меня в объятия. Я боялась услышать: «Сёко, опять ты лежишь бревном» — и потому соглашалась выполнять любые его прихоти. Но чем больше я старалась, тем более скованной, иссушенной и безжизненной становилась. И настал день, когда он перестал со мной спать.
Летние каникулы превратились в ад.
Сэмпай не отвечал на мои звонки и письма, но я так по нему соскучилась, что несколько раз приезжала к его дому. Он не обращал на меня никакого внимания, даже если замечал. Как будто я была самой настоящей невидимкой. У него это получалось настолько естественно, что у меня зародились опасения: а вдруг меня и правда здесь нет? И всё же один раз, когда я ждала его на улице, он меня окликнул.
— Сёко, подойди-ка! — позвал он обычным нежным голосом, посмотрел знакомым призывным взглядом, и я чуть не расплакалась от облегчения: «Ах, наконец-то это наваждение закончилось!»
Кажется, я и правда расплакалась. Но сэмпай отвёл меня на полицейский пост. Я услышала, как он говорит дежурному: «Я хочу заявить о том, что меня преследуют...», испугалась и бросилась бежать.
Я нуждалась в объяснении.
Что со мной не так? В чём я неправа? Как мне заслужить прощение? Неужели он никогда меня не простит?
«Во всём виновата Юкино-сэнсэй», — внезапно осознала я, сидя посреди пустой гостиной и поедая онигири, купленный в круглосуточном магазине.
Ну конечно! И как я раньше не замечала? Это Юкино-сэнсэй украла его чувства ко мне.
Мои тревоги разом испарились, и я ощутила невероятную лёгкость во всём теле. Вот в чём дело! Значит, я должна ненавидеть её с той же силой, с какой до сих пор любила Макино-сэмпая.
«Запросто», — подумала я и впервые за долгое время почувствовала, что оживаю.
С тех пор прошло несколько лет, и теперь я понимаю, что к чему.
Макино-сэмпай с первого же дня знакомства вытирал об меня ноги, а Юкино-сэнсэй пала жертвой собственной доброты. Мне кажется, если бы сегодняшняя я встретилась с той Сёко Айдзавой или Синдзи Макино, то сумела бы найти более подходящее решение. Сумела бы понять, чего на самом деле они хотят, придать этим желаниям более правильную форму, подвести к их исполнению. Но тогда...
О да, конечно. Если бы я могла оставить всё в прошлом, рассуждать взвешенно и отстранённо, то и мне, и моим слушателям, найдись такие, стало бы легче на душе. Но, к сожалению, история не закончилась, она продолжалась и сейчас.
Я точно знаю, что Макино-сэмпай просто избалованный мальчишка, я ничем от него не отличаюсь, а Юкино-сэнсэй ни в чём не виновата.
И я до сих пор вижу сон, в котором без остановки бью Юкино-сэнсэй ногами, плачу и кричу: «А ведь я вас любила! Любила! Любила!!!»
Я и сама удивилась, какой силой обладаю.
Передо мной чётко, будто наяву, зажглись дорожные знаки, указывающие путь к цели — как загнать Юкино-сэнсэй в угол и не дать ей оттуда выбраться. Не обошлось без доли восхищения — да у меня, оказывается, талант!
Для начала я опоздала на её урок. Задержалась на полчаса, а потом напоказ, с гордо поднятой головой вошла через дверь возле доски.
— Айдзава-сан, ты опоздала. Что-то случилось? — спросила учительница, но ответила я не сразу. Впилась в её лицо взглядом и лишь затем грубо бросила:
— Может, себя о том же спросите? — И села на своё место.
На этом моё первое выступление закончилось. Но одноклассники почуяли скандал, и в воздухе повисло отличное от обычного урока напряжение.