Он всего лишь случайный прохожий, только потому попавший в эту историю каких-то три месяца назад, что решил в дождливый день прогулять школу.
И никто не просил его делать туфли.
Она ни словом не обмолвилась, что хочет с ним увидеться.
«Может, мы ещё встретимся», — всё, что Она пробормотала тогда.
А он даже не пытался представить, что с Ней случилось. На самом деле он думал только о себе.
Пройдя жилой квартал и завернув за угол, он вышел к мосту над железной дорогой. Остановился на его середине и проверил, где сейчас находится. Слева остались далёкие огни небоскрёбов в Синдзюку, из-за густого мрака вокруг казавшиеся раздутыми пузырями. А значит, его дом — в темноте справа, и ему туда. Черепичные крыши зданий слабо и зыбко поблёскивали, будто покрытые влагой. А высоко над головой светился Её тонкий ноготь. Словно желая его спрятать, по небу потянулось облако. Такао посмотрел на него и рассеянно подумал: «Похоже, завтра будет дождь».
На следующее утро небо затянули бледные облака.
Их серое, сотканное без единого шва полотнище накрыло Токио целиком. В городе стало чрезвычайно тихо.
«Облака поглощают все городские звуки», — переходя улицу Косю-кайдо, выглядевшую более блёклой, чем обычно, подумал Такао.
И только он вошёл в национальный парк через ворота Синдзюку, как обнаружил, что забыл свой годовой пропуск. Такао тихо вздохнул.
Дождь не идёт, пропуска нет.
И Она наверняка не пришла.
«Знал же, что незачем сюда тащиться», — думал Такао, покупая в автомате входной билет за двести иен. Если прямо сейчас двинуть в школу, он всё равно опоздает. А был бы сегодня дождь, и вовсе бы сюда не пошёл... Так что же он тут делает?
«Да в общем, какая теперь разница», — сдался он и просунул билет в автоматический турникет. В безлюдном парке металлический щелчок открывшихся ворот прозвучал чудовищно громко.
Такао шёл по парку и старался ни о чём не думать. Ноги сами понесли его по знакомой дороге. Он прошёл через полумрак, охраняемый рядами гималайских и ливанских кедров, и воздух, как и всегда, внезапно поменялся. Он наполнился запахом воды и листьев, а температура упала едва ли не на целый градус. Оставив за собой невидимый разрез, перед Такао пронеслась маленькая птичка. Голову не прикрывал купол зонта, парк казался необычайно большим, и ему стало тревожно, как стало бы тревожно одинокому, беззащитному ребёнку. Ощущение, что он делает что-то неправильное, только усилилось.
И потому, когда из окружения кленовых листьев выглянула беседка и он увидел, что там пусто, у него камень свалился с души.
«Моему сердцу совсем не больно, — будто записывая слова на лист бумаги, произнёс он про себя. — Я ведь знал, что Она сюда больше не придёт».
Стоило ему так подумать, как волна чувств вскипела и взметнулась от ступней до шеи. Внезапный толчок изнутри призывал его закричать: «Нет!»
Нет.
Это не так.
Он скучает без Неё.
Он хотел с Ней увидеться, очень хотел, ничего не мог с собой поделать и, чтобы их встреча прошла как следует, упрямо терпел и не приходил сюда все летние каникулы.
На самом деле дождь здесь ни при чём — пусть не идёт, пусть светит солнце, или валит снег, или небо закроют тучи, — Такао мечтал, чтобы они снова встретились.
«Я не хочу, чтобы между нами всё закончилось вот так». Внезапно откуда-то издалека послышался тихий всплеск. Наверное, в пруду плеснулась рыба. Или в воду упала ветка. Но что, если... Нет, точно...
К тому времени, когда Такао пробрался через плотную завесу из листьев клёна и впереди показался навес с глициниями, надежда почему-то переросла в уверенность.
Под густо разросшимися листьями глицинии, в бледно-зелёной тени, виднелась хрупкая женская фигурка.
Женщина медленно обернулась на звук шагов Такао. Вот Она, перед ним, на фоне пруда, в котором отражается насыщенно-зелёная листва. Одетая в идеально сидящий серый костюм, с недоумевающим взглядом потерявшегося ребёнка. Она посмотрела ему в глаза, и сквозь чёрные, прозрачные зрачки, казалось, можно было увидеть её душу. Он вздрогнул, будто ему провели рукой прямо по сердцу, и понял: «Она сама и есть летний дождь». А остановить льющийся дождь никому не под силу. Где-то вдали прогремел гром. И подходящие слова сами оказались на языке.
— Пусть не гремит совсем здесь грома бог... — обращаясь к той, что стоит под навесом с глициниями, произнёс Такао.