— Такао, тебе сколько исполнится в следующем месяце?
— Восемнадцать.
Следовательно, мне стукнет пятьдесят один. Разглядывая окрашенные в пронзительный жёлтый цвет деревья гинкго и нависшее над ними пепельно-серое небо, я выдыхала белые облачка пара. Всё меняется в мгновение ока. Момока Накадзима, наверное, тоже изменится.
Полтора года назад, если бы не я, она бы вылетела из университета, и даже сейчас, учась уже на третьем курсе, при встрече со мной она почтительно кланялась. Поговаривали, что в последнее время она зачастила в библиотеку, чтобы подготовиться к одному семинару, куда был большой конкурс. Моя коллега Кобаяси-сан с видом старожила каждый день шпыняла недавно набранных новых сотрудников. Сёта по-прежнему состоял в бесперспективных (по моему мнению) и неловких отношениях со своей квартиранткой. Я за эти полтора года сменила машину, для которой подошёл срок техосмотра, дважды прошла гастроскопию, заказала в облюбованном ателье два костюма и три пары туфель, побывала на нескольких алкогольных вечеринках знакомств — трудно сказать, возможно, это уже не для меня — и заперла в глубинах памяти воспоминания о нескольких происшествиях, решив никогда к ним не возвращаться. С Симидзу-куном мы расстались. Так, день за днём, прячась за выпивкой, за библиотечными книгами и за вышедшими из моды юбками, я тихо хоронила в сырой земле этого города вздымавшиеся волны эмоций.
Наконец снова пришла зима.
Город готовился к празднованию Рождества, переливался многоцветьем украшений и суетливо бурлил. Но в глазах моего сына, шагавшего рядом, отражалось вовсе не это. Он видел, что будет после Нового года и окончания старшей школы.
«Значит, Италия?» — подумала я. Там я не была. Да и вообще никогда не ездила за границу.
Даже самой странно.
Мне казалось, что это скорее в моём характере — взять да упорхнуть за тридевять земель. В детстве я перечитала множество книг о других странах, мечтала о них, как зачарованная. Представляла, как стану взрослой и уеду жить куда-нибудь далеко-далеко. Но с тех пор как в двадцать один год я родила Сёту, меня поглотили будничные хлопоты, и время пустилось вскачь. В итоге я с самого рождения безвылазно сидела в Токио. Почти вся моя жизнь прошла внутри замкнутого круга, от центра до края которого можно добраться на машине максимум за час.
А мой сын с поразительной лёгкостью из него вырвался.
Когда Ито-сэнсэй, классный руководитель моего сына, приглашал меня в кабинет завуча по воспитательной работе, было заметно, что он немного растерялся.
— Простите, вы его мать?
— Да.
— Прошу вас, садитесь.
«Неужели он принял меня за его старшую сестру?» — подумала я и, надо сказать, обрадовалась. Поначалу я сомневалась, не надеть ли мне безопасный во всех смыслах костюм для родительских собраний, но потом — гулять так гулять — выбрала плиссированную юбку выше колен и не прогадала. Получилось что надо: тёмно-серая юбка с кружевной оборкой и тёмно-коричневым пояском и к ней белая блузка с большим бантом на шее. Было приятно после стольких лет вновь оказаться в старшей школе, но я опасалась, что слишком уж себя накрутила. Когда я села на такой знакомый школьный стул, Такао посмотрел на меня с нескрываемым удивлением.
— Под школьницу косишь? — прошипел он.
— Нет, конечно! — ответила я, невольно повысив голос.
— Итак, Акидзуки-сан, — заговорил Ито-сэнсэй, нерешительно кашлянув. — Полагаю, вы уже знаете, что Такао-кун отказался сдавать вступительные экзамены в институт и хочет поехать во Флоренцию, чтобы там изучать ремесло изготовления обуви. Также он собирается, насколько это возможно, потратить оставшиеся до весны дни школьной жизни на подработки, чтобы скопить на обучение. Вы достаточно подробно обсудили это решение в кругу семьи?
Ах, эти консультации для учеников и их родителей! Как волнительно! Я перешла на серьёзный тон и сказала:
— Да. В первый раз сын сказал мне об этом уже очень давно. Два года назад, в десятом классе. Тогда я удивилась, но с тех пор мы часто это обсуждали, и в итоге он меня убедил.
Лицо Ито-сэнсэя посуровело.
— Прошу прощения, — начал он, не скрывая в голосе назидательных ноток, — но я не считаю обучение на обувного мастера в Италии реалистичным выбором. В нашей школе подобных прецедентов не было, и, если уж так хочется учиться в другой стране, зачисленным в институт таких возможностей предоставляется больше.
«Помню я таких учителей», — с необъяснимой нежностью подумала я, слушая низкий голос, так подходящий преподавателю физкультуры. Сейчас этот предельно серьёзный настрой можно счесть милым, но в своё время он очень даже пугал. Я мельком глянула на Такао — тот с безразличным видом смотрел под ноги. Да он у меня хоть куда! Будь я школьницей, разревелась бы от одного вида этого здоровенного дядьки в спортивном костюме.