— Кстати, — вдруг кольнуло меня сомнение, когда, сходив к стойке за второй кружкой «Моретти», я усаживалась обратно за стол. — Как у тебя с той принцессой весенних туфель?
— А?
После короткой паузы Такао начал на глазах заливаться краской. Я ухмыльнулась:
— Ну же, та девушка старше тебя, в которую ты безответно влюбился.
— Никак, вообще-то.
— Ещё тоскуешь по ней?
Он надулся и ничего не ответил. Ага!
— Значит, ты по-прежнему её любишь. Понятно!
Он молча поднёс к губам банку с колой, но та была пуста.
— Ты ей сказал, что уезжаешь учиться за границу?
— Пока нет.
— Что ж, нельзя пробовать себя в разных делах одновременно, — сказала я, вспоминая, что говорил Такао в кабинете завуча.
Можно мечтать о том, чтобы стать башмачником, или о женщине себя старше, но не так-то просто получить всё разом. Пожалуй, сейчас Такао хочет научиться делать такие туфли, чтобы его избранница могла их носить.
Когда дождь закончился и мы вышли из паба, город залило размытым бледно-жёлтым светом. Я посмотрела на запад и увидела, как с неба, между серыми тучами, просачиваются лучи закатного солнца.
«Ах да», — неожиданно вспомнила я.
Ах да. То же было и со мной. Ровно то же самое. Именно в это время года, в такой же день. Тогда я тоже приняла решение сама и сама прошла весь путь.
Заканчивалась осень. Мне было двадцать. В женской консультации, куда я пришла одна, мне сообщили, что я беременна. В полной растерянности я пошла к станции. Лил холодный дождь, я раскрыла зонт. Устилавшие асфальт мокрые листья гинкго скрадывали ощущение, что я ступаю по твёрдой земле. Я шла и шла и вдруг заметила, что дождь перестал. Остановившись на холме, я посмотрела в ту сторону, где небо уже просветлело. В лучах заката вдалеке блестели крыши зданий. Несколько ворон кружили вокруг сверкающих антенн.
«Буду рожать», — решила я.
Пусть меня никто не поддержит и я буду одна, я всё равно рожу этого ребёнка. Так я решила, рассматривая тот далёкий свет. Не потому, что наконец собралась с духом, почувствовала, что готова, и всё обдумала, а просто так, будто ни с того ни с сего взяла да и съехала с проторённой дорожки. И оказалось, что все сомнения — зачем рисковать, в жизни должен остаться выбор — исчезли. С тех пор моё путешествие не прерывалось. Я не летала самолётами и не плавала на кораблях, а мой путь пролегал через салоны городских автобусов, комнаты ожидания в больницах, университетскую столовую, водительское сиденье отечественного минивэна и безлюдные пролёты под мостами. И посмотрите, как далеко я зашла.
— Мама? — позвал Такао, пока я рассеянно разглядывала небо.
Я посмотрела на сына и зашагала дальше. Свет, который я видела в тот день, и теперь не погас.
«Пи! Пи! Пи!» — запищала рисоварка.
— О, рис сварился! — клоунским голосом оповестил нас Сёта.
Я неопределённо фыркнула в ответ, намекая, что это и без него понятно. Молодая девушка по имени Рика неуверенно засмеялась. По телевизору в прямом эфире показывали, как люди любуются распустившейся сакурой в каком-то общественном парке. Эхо безудержного веселья бесславно сгинуло в мёртвой тишине кухни.
— Налить чаю, Рика? — снова заговорил Сёта, пытаясь сгладить неловкость.
— А, нет, мне пока хватит. Спасибо, Сё-тян, — ответила она.
Хе-хе. Значит, Сё-тян.
— Не желаете чаю, мама?
— Нет, спасибо, — нежно улыбнулась я девушке, одетой в женственную блузку с рюшами. Цвета не совпадали, но вот фасон она сегодня выбрала в точности как у меня. — И ещё, — добавила я мягким тоном, глядя на её оливково-зелёную блузку, — я пока что вам не мама.