Пратт сглотнул.
— Я… я и так все отлично вижу.
— Сомневаюсь. Но если вы слабоваты для такого зрелища, то не стоит извергать содержимое своего желудка на труп. — Надев фартук, он завязал его на спине. — Господин Холмс, господин Маршалл, мне нужна ваша помощь.
Вам повезло, что вы сможете как следует попрактиковаться. Не всем студентам выпадает такая счастливая возможность на первом году обучения. «Счастливая» — в голове Норриса это слово никак не вязалось с тем, что он видел, глядя на рассеченное туловище. Он вырос на ферме отца, а потому запах крови и убой свиней и коров были ему не в новинку. Он уже не раз практиковался, помогая фермерам потрошить туши и снимать шкуры. Норрис знал, как выглядит и как пахнет смерть, ибо всегда трудился в ее присутствии.
Но это был другой лик смерти — слишком уж близкий и слишком знакомый лик. Сердце и легкие, на которые он смотрел, принадлежали не свинье и не корове. А лицо с отвисшей челюстью всего несколько часов назад было покрыто живым румянцем. Он смотрел на сестру Пул и, вглядываясь в ее остекленевшие глаза, будто бы видел свое будущее. Норрис неохотно снял со стены фартук и, повязав его, стал рядом с доктором Краучем. Венделл оказался по другую сторону стола. Их разделял окровавленный труп, однако лицо Венделла не выражало отвращения, напротив, в его чертах сквозило чрезвычайное любопытство. «Неужели только я помню, кем была эта женщина?» — изумлялся Норрис. Человеком она была не самым приятным, это уж точно, но ведь она не обычная покойница, не безымянный труп, предназначающийся для вскрытия.
Окунув тряпку в таз с водой доктор Крауч осторожно удалил кровь с краев раны.
— Как видите, господа, лезвие, скорее всего, было достаточно острым. Порезы ровные и очень глубокие. А рисунок… рисунок весьма интересный.
— Что вы имеете в виду? Какой рисунок? — спросил Пратт приглушенным голосом, звучавшим так, словно он говорил в нос.
— Если вы подойдете к столу, я покажу вам.
— Разве вы не видите, я записываю! Просто обрисуйте его мне.
— Одного описания недостаточно. Может, лучше послать за констеблем Лайонсом? Наверняка хоть кто-то из
Стражи способен выполнить свой долг.
Пратт покраснел от гнева. И, наконец подойдя к столу, остановился рядом с Венделлом. Затем бросил взгляд на зияющую брюшину и быстро отвел глаза.
— Так-то. Я все видел.
— А вы заметили рисунок и то, насколько он причудлив? Прямой разрез поперек живота — от одного бока к другому. И перпендикулярный разрез, которым рассекли печень, — по средней линии до самой грудины. Оба настолько глубокие, что любой в отдельности мог бы стать причиной смерти. — Просунув руку внутрь раны, доктор
Крауч вынул кишки и принялся старательно их разглядывать, затем опустил блестящие кольца в ведро, стоявшее на краю стола. — Видимо, лезвие было достаточно длинным. Оно прошло до самого позвоночника и даже верхнюю часть левой почки задело. — Врач поднял глаза. — Видите, господин Пратт?
— Да. Да, конечно.
Пратт и не думал смотреть на труп, казалось, его взгляд навсегда застыл на запачканном кровью фартуке
Норриса.
— А теперь посмотрим на вертикальный разрез. Он тоже беспощадно глубок.
Собрав оставшуюся часть тонкого кишечника, Крауч вытащил его и так бы и уронил на край стола, если бы
Венделл вовремя не подставил ведро. Потом из брюшной полости один за другим были изъяты прочие органы.
Печень, селезенка, поджелудочная железа.
— Вот здесь лезвие прорезало нисходящую аорту, что и является причиной обилия крови на лестнице. — Крауч поднял глаза. — Смерть наступила быстро от обескровливания.
— От обес… чего? — переспросил Пратт.
— Очень просто, сэр, из нее вытекла вся кровь.
Пратт нервно сглотнул и все-таки заставил себя опустить взгляд на брюшину, которая теперь напоминала пустую впадину.
— Вы сказали, что лезвие было длинным. Насколько длинным?
— Чтобы проникнуть так глубоко? По крайней мере сантиметров восемнадцать — двадцать.
— Возможно, нож мясника.
— Я без всяких сомнений сравнил бы это убийство с работой мясника.
— А возможно, это был меч, — предположил Венделл.
— Я бы посчитал, что это довольно подозрительно, — возразил Крауч, — идти по городу, лязгая кровавым мечом.
— Почему вы считаете, что это меч? — спросил Пратт.
— Тип увечий. Два перпендикулярных разреза. В библиотеке моего отца есть книга о чудных обычаях Дальнего
Востока. В ней я читал о таких же ранениях, их наносят в ходе японского обряда сеппуку. Ритуального самоубийства.
— Очень сомнительно, что это самоубийство.
— Я понимаю. Но рисунок точно такой же.
— Рисунок действительно очень любопытный, — признал доктор Крауч. — Две отдельные перпендикулярные раны.
Создается впечатление, что убийца хотел вырезать знак…
— …креста? — Внезапно заинтересовавшись, Пратт поднял таза, — Убитая не была ирландкой, верно ведь?
— Нет, — ответил Крауч, — почти наверняка нет.
— Но ведь многие пациентки в больнице — ирландки?
— Миссия этой больницы — помогать несчастным. Многие наши пациенты, если не большинство из них, пользуются благотворительной помощью.
— То есть они ирландцы. Как мисс Коннелли,
— А теперь послушайте меня. — Венделл заговорил чересчур прямолинейным тоном. — Вы наверняка усмотрели слишком много смысла в этих ранах. Они напоминают крест, но это еще не означает, что убийца — папист.
— Вы их защищаете?
— Я просто указываю на недостатки вашей аргументации. Нельзя приходить к умозаключениям, исходя лишь из особенностей увечий. В таком случае мое объяснение не менее основательно.
— Что какой-то японец забрался на корабль с мечом?
— Пратт рассмеялся. — Вряд ли в Бостоне отыщется такой человек. Зато папистов здесь много.
— Можно прийти и к другому заключению: убийца хочет, чтобы вы обвинили папистов!
— Господин Холмс, — осадил его Крауч, — может, не стоит рассказывать Ночной страже, в чем заключается их работа.
— Их работа — выяснение истины, а не беспочвенные предположения, основанные на религиозном фанатизме.
Глаза Пратта внезапно сузились.
— Господин Холмс, вы ведь состоите в родстве с преподобным Абиелом Холмсом? Из Кембриджа?
В зале повисло молчание, и Норрис заметил, как по лицу Венделла проскользнула тревожная тень.
— Да, — наконец подтвердил Венделл. — Это мой отец.
— Превосходный, честный кальвинист. А вот его сын…
— Благодарю вас, — парировал Венделл, — его сын позаботится о себе сам.
— Господин Холмс, — предостерег его доктор Крауч, — Ваше поведение не принесет особой пользы.
— Но будет взято на заметку, — заверил Пратт. «И не забудется», — читалось в его взгляде. Стражник обратился к Краучу:
— Доктор, насколько хорошо вы знали мисс Пул?
— Она наблюдала за многими моими пациентками.
— И ваше мнение о ней?
— Она была сведущей и умелой. И очень почтительной.
— Были ли у нее враги? Вам что-нибудь известно об этом?
— Безусловно, нет. Она ведь была медицинской сестрой. Ее задача — облегчать боль и страдания.
— Но ведь наверняка случалось, что кто-нибудь из пациентов или их родственников был недоволен? И мог бы обратить свой гнев на больницу и ее персонал?
— Возможно. Но я не могу припомнить человека, который…
— А как насчет Розы Коннелли?
— Юной дамы, которая обнаружила тело?
— Да. Не было ли у нее разногласий с сестрой Пул?
— Могли быть. Девушка достаточно своевольна. Сестра Пул жаловалась мне на ее требовательность.
— Она беспокоилась по поводу лечения ее сестры, — вмешался Норрис.
— Но, господин Маршалл, это не оправдывает непочтительное поведение, — возразил доктор Крауч. — С чьей бы то ни было стороны.
Пратт перевел взгляд на Норриса.