Девушка убрала баллончики спрея в пластиковый контейнер и, поставив его около дверей заднего крыльца, вошла в дом. Бабушка спала в кресле-качалке в своей привычной позе: и ноги отдыхают, и можно, если захочется, посмотреть телевизор. Трансляция концерта уже закончилась, и теперь шла одна из пьес Агаты Кристи, поэтому актеры говорили с сильным английским акцентом. Однако Барнаби не было до этого никакого дела: он клевал корм из миски. После несчастного как выразилась Сьюзен, случая попугай стал таким чистеньким, наверное, поэтому и понравился бабушке. Энни решила принести из машины подставку для клетки, чтобы птицу можно было легко переносить с места на место.
Пока бабушка спала, Энни разобрала в спальне свою вещевую сумку. Повесив в шкаф одежду, привезенную для воскресной церковной службы, с карандашами и альбомом в руках она пошла тиную. Весь вечер под приглушенное бормотание телевизора. Энни делала наброски: рисовала лицо спящей бабушки, ее тонкие, с прожилками вен руки, камин, стоящую у окна клетку Барнаби, маленький столик с лампой, очками и положенной на салфетку Библией.
Устав рисовать, Энни отложила в сторону карандаш с альбомом и занялась приготовлением ужина. Нашла миску для фарша, добавила в него приправы и после того, как перемешала, переложила в сотейник. Потом вымыла руки и поместила сотейник в духовку. Затем водой залила картофель, поставила кастрюлю на огонь и стала нарезать цуккини. Энни всегда подавала к вареному картофелю тушеные овощи.
Зазвонил телефон, она хотела ответить, но бабушка ухе взяла трубку. Тогда, вернувшись на кухню, Энни поставила на стол две тарелки и положила два серебряных прибора.
— Энни, ты не против, если Корбан ненадолго заедет к нам? — спросила Лиота.
— Через час ужин будет готов, его хватит на всех. — Энни выглянула из кухни и спросила: — Во сколько он приедет?
— Сказал, что уже выезжает.
Энни достала третий прибор, бросила в кастрюлю еще пару картофелин и, вернувшись в гостиную, села на диван. Карандаш и альбом она положила на тот же маленький столик, который надавно рисовала.
— Не думала, что так долго буду спать. — Бабушка попыталась высвободиться из объятий кресла. — Я тебе плохая компания, внучка.
— Мне хорошо рядом с тобой, даже когда ты спишь.
Наконец Лиота, раскачавшись в кресле, встала и начала переступать с ноги на ногу.
— Все в порядке, бабушка?
— В моем возрасте надо немного поразмять ноги, чтобы они начали ходить, — ответила она, медленно передвигаясь по комнате.
— А куда ты собралась идти?
— Сначала в ванную, потом в спальню за свитером.
— Я могу принести тебе свитер.
— Знаю, что можешь, но я должна сама. Если я не буду двигаться, то прирасту к этому креслу, в нем меня и похоронят.
От этих слов Энни вздрогнула. Она отогнала от себя неприятные мысли, сказав себе, что нет причин для волнения. Бабушка еще очень долго будет рядом с ней.
Энни проводила Корбана в комнату.
— Добрый вечер, миссис Рейнхард, — поздоровался он.
— А я-то подумала, что мы с вами так давно знаем друг друга, что вы можете называть меня Лиотой, — заметила она. — Где же ваша тетрадь?
— В машине. — На его лице появилась грустная улыбка. — Мне кажется, вы становитесь неразговорчивой, как только видите в моих руках эту тетрадку.
— Скажите, как ваша подружка относится к тому, что каждую пятницу вы проводите со мной и моей красавицей внучкой?
— Бабушка… — смутилась Энни.
— Рут с подружками сегодня в Сити.
— У них девичник?
— Нет, готовятся к политической демонстрации, которая состоится завтра утром. Они решили, что пойдут с транспарантом в первых рядах, — объяснил Корбан без особой радости.
— Бабушка, ужин готов, — сообщила Энни, чтобы освободить гостя от дальнейших объяснений.
— А вы молодец, что учитесь, — улыбаясь, сказала Лиота, когда Корбан помогал ей подниматься с кресла. Энни заметила, что этот комплимент смутил молодого человека.
Как он скован. О, Господи, что мы можем сделать, чтобы он чувствовал себя свободно и не прятался в панцирь, как черепашка, над которой занесен молоток?
Когда все сели за кухонный стол, Лиота обратилась к Корбану:
— Окажите мне любезность.
— Какую?
— Прочитайте, пожалуйста, молитву.
— Но я не умею.
Он покраснел до корней волос.
— Не умеете молиться или не хотите?