Один гудок, второй, третий, четвертый…
Наконец-то подняли трубку. Ничуть не сомневаясь, что будет разговаривать с матерью, Нора выпалила:
— Что ты наговорила обо мне моей дочери?
— Извините, кто это?
Когда Нора услышала мужской голос, сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Неужели ошиблась номером? Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вдох и еще раз набрала номер, стараясь быть более внимательной. Однако в трубке прозвучал тот же голос, только теперь с оттенком недовольства.
— Кто вы?
— Это квартира Лиоты Рейнхардт?
— Да. Кто говорит?
— Простите, а вы кто?
— Корбан Солсек, если вам есть до этого дело. Хочу задать тот же вопрос. Кто вы?
— Я Нора Гейнз. — Она была возмущена такой неслыханной дерзостью. — И мне есть дело до того, кто мне отвечает. Я дочь Лиоты Рейнхардт.
— Понятно. Подождите, пожалуйста. Узнаю, захочет ли Лиота поговорить с вами.
He понимая, почему мать так долго не подходит к телефону, Нора возмущалась все больше.
— Эйлинора? Что случилось?
— Не называй меня Эйлинорой. Что ты там наговорила Энн-Линн про меня?
В трубке молчание. Лишь через несколько секунд Нора услышала голос матери.
— Я не наговаривала на тебя. О чем ты?
— Она меня ненавидит! Вот о чем.
— Ты наверняка ошибаешься.
— А я говорю, ненавидит. И в этом виновата ты. Энни все время приходит к тебе, когда нужна здесь. Она ни разу не пришла домой.
— Но она и здесь нужна, Эйлинора, точно так же, как ты.
— Опять ложь. Ты никогда не хотела меня видеть. И сейчас ты используешь мою дочь, чтобы сделать мне больно!
— Опять ты за старое, Эйлинора? Скажу тебе раз и навсегда: это полная ерунда!
Нору как кипятком ошпарили.
— Что ты такое мне говоришь?
За всю свою жизнь она всего один раз слышала металл в голосе матери. Это было в ее разговоре с бабушкой Рейнхардт.
— Ты все правильно расслышала, Эйлинора. Я сказала: полная ерунда! И я жалею, что не говорила этого раньше и позволила тебе стать настоящим чудовищем. Если бы ты стремилась наладить наши отношения, то давно сделала бы шаг навстречу и приехала сюда. Я устала тебя приглашать и ждать!
Нора едва не подскочила, услышав в трубке короткие гудки. Она не могла поверить в это! Мать положила трубку. Никогда прежде не бывало такого.
Ее охватил ужас.
Каково это — оказаться в полном одиночестве?
Я рядом с тобой, дочь Моя. Обратись ко Мне.
Тысячи голосов зазвучали в ее голове. Они причиняли боль, пробуждали злобное чувство. Затем из самой глубины сознания вновь донесся слабый голос, заставивший ее плакать и просить о помощи.
Обратись ко Мне…
Но тут из общего хора выделился более громкий голос.
А на какую помощь ты рассчитываешь? Ты никогда не зависела ни от кого, кроме самой себя.
— Но в этом нет моей вины.
«Эйлинора, — как-то сказала ей мать, — придет день и ты перестанешь обвинять других во всех своих неудачах».
Слезы опять выступили на глазах, едва она вспомнила, как в тот день, когда мать произнесла эти слова, она пришла сообщить ей о начале бракоразводного процесса с Дином Гарднером.
Закрыв глаза, Нора вспомнила прощальные слова Дина: «Единственное, что было хорошего в нашем браке, это Энни!»
Нора отомстила ему за это, отсудив себе все имущество. И решила, что вырастит дочь не похожей на своего мечтательного отца. Ради этого она готова была пойти на любые жертвы.
Ты лжешь.
Она отказалась от того, о чем мечтала сама.
Ты мстишь ей за это.
Как твоя мать мстит тебе?
Нора вспомнила, как однажды Лиота появилась в дверях ее спальни. Нора вспомнила, что сердилась на мать за что-то. Она прекратила шить на швейной машинке, вышла из-за стола и захлопнула дверь перед самым носом матери. Она успела заметить, каким было выражение ее лица. Опечаленным и застывшим от боли. Смущенным.
И для чего она вспоминает об этом сейчас, когда ей и без того тяжело?
Для того, чтобы ты смогла узнать…
Узнать что? Что за все годы между нею и матерью не было ничего хорошего? Норе не хотелось слушать голос, нашептывающий ей, что она сама во всем виновата. И не только перед матерью, но и перед другими людьми. Это был голос, который она стала слышать отчетливее собственного. Ей хотелось укрыться, спрятаться от него, как хочется найти убежище во время сильного дождя в страхе, что начнется гроза.