— Небольшой укольчик поможет вам уснуть, Лиота.
Почему он достал шприц из кармана своего халата? Каждый мало-мальски сведущий в медицине человек знает, что такой шприц уже не стерилен.
Она на секунду встретилась с ним глазами и поняла, зачем он пришел.
Нора с тревогой смотрела на дорогу. Шел дождь, и дворники смахивали капли с лобового стекла. Причин для беспокойства не было. Фред прекрасно водит машину, да и дорога в это время ночи почти пустая. Откуда же взялось это беспокойство?
— В чем дело, дорогая? — Фред снова включил фары дальнего света, когда прошла встречная машина.
— Сама не знаю. Какое-то странное чувство.
У нее вдруг появилось сильное желание поехать к матери. Прямо сейчас. Не завтра утром.
Сейчас же поворачивай назад. Возвращайся в больницу.
Глупость какая-то.
— Какое чувство?
— Я подумала, что завтра снова увижу мать, и мне захотелось увидетъ ее сейчас, не дожидаясь утра.
— Хочешь вернуться в больницу?
Нора посмотрела ему в глаза.
— Слишком поздно. Она, должно быть, давно спит.
— А если не спит? Что ты хочешь сказать ей?
У нее перехватило дыхание. Она снова посмотрела на дорогу.
Я сказала бы, что сожалею. Я бы сказала: «Я люблю тебя, мама, хотя это и не очень заметно. Но это оттого, что я слишком сильно любила тебя и страшно сердилась». Я бы сказала: «Прости меня, пожалуйста, за все жестокое, что я говорила и совершала». Я бы сказала: «Я скрывала так много обид все эти сорок пять лет». «Мама, я скучала по тебе», — вот что я бы сказала.
Она всхлипнула, и Фред ласково погладил ее по щеке.
— Можем поехать, если хочешь. Только скажи, и я поверну назад.
Она чуть было не сказала «да», но потом остановила себя. О чем она думает? Уже давно за полночь. Она опять позволяет своим эмоциям управлять ею. Всю жизнь она находилась во власти собственных чувств. К тому же она представила, о чем спросят медсестры, если она вдруг появится в больнице в такой поздний час и потребует пустить ее к матери. И что она им сможет ответить?
Я хочу искупить свою вину перед матерью? Хочу разбудить ее, чтобы сказать ей, как я сожалею?
— Все нормально, Фред, — сказала она, кладя руку ему на колено. — Я могу подождать несколько часов.
Ну что может случиться за одну ночь?
О, Господи, не допусти этого. Прошу Тебя. Энни просила меня держаться. Фред просил не терять веры. Эйлинора уже близка к тому, чтобы вновь стать самой собой. Господи, помоги мне!
Когда лаборант приблизился к Лиоте, лекарство, которое ей дали, еще продолжало действовать, и она смогла лишь приподнять руку. Это вызвало у него усмешку.
— Я все понимаю, — сказал он. — Скоро все будет позади. Вы не будете больше страдать.
О, Господи, он не понимает меня. Он сам не знает, что творит! Я хочу жить не ради себя самой, а ради моих детей. О, Иисус, раскрой ему глаза! Покажи ему! Заставь понять! Останови его, Господи, и не дай совершить непоправимое! Я хочу жить. Я хочу встретиться утром с дочерью. Мне нужно время, еще немного времени.
Она была в смятении и ужасе.
Что будет с Эйлинорой, когда она придет? А с Джорджем? Неужели он будет опустошать себя все больше и больше, пока не станет таким, как Бернард? А моя милая Энни, Господи… Она ведь подумает, что я сдалась. О, Господь всемогущий…
Она почувствовала холодное прикосновение смерти, смыкающуюся над ней тьму.
— Теперь уже недолго, Лиота, — снова заговорил молодой человек. — Тс-с, не нужно сопротивляться. — Он прикрыл ей рот рукой. — Расслабьтесь и позвольте случиться неизбежному.
Держись! Держись!
Она попыталась отпихнуть его руку, но сил не хватило.
Держись…
Но она не могла держаться. У нее не было сил предотвратить то, что он собрался сделать. Лаборант взял ее руку и крепко сжал.
— Все скоро кончится, — сказал он, словно совершал благодеяние, и, встретившись с ней взглядом, нахмурился. — Так будет лучше, лучше для всех.
Несчастный заблудший мальчик. На вид он не старше Корбана.
Она глядела ему вслед, когда он выходил из палаты.
Должно быть, он считает, что сделал нечто хорошее. О, Господи, прости его. Он сам не ведает, что творит.
Она подумала о том, что открылось в Германии Бернарду много лет назад. Этот мальчик решил, что ее жизнь убога, абсолютно лишена смысла, что в ее жизни нет ни цели, ни ценностей.
Неужели это милосердие, Господи? Неужели?