Сильвию качнуло, как от сильного удара. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Посмотрев вниз, она так и обмерла от ужаса: по бежевому ковру растекалось темное пятно. Начали отходить воды! Господи Боже мой! Какой стыд! Точно такое же чувство она испытала в школе, когда была ребенком: не смогла удержаться и обмочилась на глазах у всего класса.
Сильвию обдало ледяной волной страха.
Вот он, момент истины. Больше уже невозможно притворяться, что она ждет родов с радостью, даже с восторгом, снова и снова твердя себе: «Это ребенок Джеральда! Он должен быть его ребенком!» Теперь все станет ясно. Холодный кулак страха сжимает горло. «Ребенок может ведь быть и не от Джеральда! Боже милостивый, если это не его… если он будет похож на Никоса?! Черные глаза, кожа кофейного оттенка, курчавые темные волосы…»
Нет-нет. Сейчас нельзя об этом думать. Надо поскорее захлопнуть дверь, чтобы отгородиться от мира!
Пытаясь унять волнение, Сильвия взглянула на себя в зеркало. Теперь на нее смотрела оттуда уже не Алиса, а женщина с одутловатым смазанным лицом и бесформенным оплывшим телом. Неужели это она? На какой-то миг ей показалось, будто она видит какое-то экзотическое животное, плавающее в гигантском аквариуме. Или утопленницу — с водянистым, серовато-зеленого цвета лицом и струящимися по белой шее, подобно водорослям, бледно-рыжими спутанными волосами.
— С вами все в порядке… мадам? — донесся откуда-то из зеленой глубины незнакомый голос.
Обернувшись на звук этого голоса, Сильвия наткнулась на метавшиеся за выпуклыми стеклами очков выпученные от страха глаза рыжеволосой продавщицы («наверняка красится хной»). Клоунские румяна на ее запавших щеках из оранжевых стали кроваво-красными.
Ах, так вот она где. Все еще у «Бергдорфа», в шляпном отделе. Какую же все-таки выбрать шляпу? Зеленую или темно-синюю? Сильвия сняла с подставки на стеклянном прилавке небольшую синюю шляпу с вуалеткой, провела по ней пальцами. Как очаровательны эти сверкающие бисеринки, искусно вшитые в кисею…
— Мадам? — Сильвия почувствовала, как к ее руке прикоснулись толстые пальцы.
Сделав над собой неимоверное усилие, она сумела кое-как устоять под натиском обрушившегося потока.
Она даже не смогла открыть рот, чтобы сказать, что с ней все в полном порядке и нечего беспокоиться.
Но в этот момент в самом низу живота что-то ухнуло — и вверх сразу же поднялась волна, от которой закружилась голова. Какое там в порядке! Ни о каком порядке и речи быть не может. Ей же плохо…
Начали подгибаться колени. Чтобы не упасть, Сильвия вцепилась в край прилавка — на нее в упор уставились картонные головы в шляпах самых разных фасонов. От множества гладких безглазых лиц у нее мороз пошел по коже. Казалось, они обличают ее, словно суд присяжных собрался, чтобы вынести ей приговор: «Виновна!»
Господи, если бы сейчас рядом был Джеральд! Он-то бы уж наверняка знал, что надо делать. Стоило ему лишь поднять бровь, как в ресторане мгновенно появлялся метрдотель. Достаточно шевельнуть пальцем, чтобы из потока машин, будто по мановению волшебной палочки, вынырнуло желанное такси. А в банке? Ему достаточно просто взглянуть — и сразу же клерки, кассиры, контролеры уже спешат выполнить любую его просьбу.
Да, но не сейчас. Об этом Джеральду знать не положено. Слава Богу, что он в Бостоне и раньше завтрашнего дня не вернется… там у него какие-то банковские дела… кажется, что-то насчет военного займа.
Сильвия прижала ко рту ладони, на губах, начинали вскипать пузыри истерического смеха. Подумать только, единственный человек, в котором она в данную минуту так нуждалась, от которого полностью зависела… этот человек не мог быть сейчас рядом, потому что позвать его она не решалась!
Как она могла поступить с ним так, как поступила? Ну как, спрашивается?
Джеральд всегда был для нее лучше всех. Всегда. Всякий раз, когда у нее начинались страшные головные боли, при которых малейший шум вызывал мучительный обвал, камнепад, грозивший разнести череп на куски, Джеральд, дай ему Бог здоровья, начинал двигаться по дому бесшумной тенью и требовал того же от прислуги.
Сильвия вспомнила дни, когда у нее разламывалась не только голова, но и ступни ног, все тело. Тогда не могло быть и речи о том, чтобы позволить себе взять такси — непозволительная роскошь. День-деньской стоишь на ногах в своей клетке, выдавая деньги через зарешеченное окно кассы, а после работы толкаешься в метро, а потом — шесть нескончаемых маршей лестницы, пропахшей тушеной капустой. И так каждый вечер…