Но, с другой стороны, возьми она ту девочку, ей бы никогда не узнать Рэйчел! Это тоже было бы ужасно. Невозможно даже представить себе свою жизнь без нее. Нет-нет, это исключено!
И все же иногда Сильвия чувствовала, что в ее любви к Рэйчел чего-то не хватает. Как будто разбился сосуд — и его уже не склеить. Боже, до чего она завидовала Джеральду, его незнанию. У него была Рэйчел, вся целиком, его Рэйчел. Безраздельно его!
Приглядываясь в эти дни к дочери, Сильвия то и дело отмечала сходство с Энджи Сантини, ее настоящей матерью. Сходство, мелькавшее в чертах лица Рэйчел.
Интересно, упрямство Рэйчел, оно тоже от Энджи? Это ее стремление во что бы то ни стало учиться на медицинском. То есть посвятить свою жизнь тому, что в ней безобразно, — болезнь, боль, смерть, наконец.
«Сколько сил я потратила на то, чтобы сделать ее своей настоящей дочерью, утонченной и женственной. Но она всегда оставалась самой собой, не похожей ни на меня, ни на Джеральда. Такая вроде бы маленькая и хрупкая… а до чего упрямая, до чего независимая!» — подумала Сильвия.
Она вспомнила давнее время, когда Рэйчел была еще совсем крохой. Сколько же ей исполнилось? Года два, не больше. Совершенно обворожительный ребенок с небесно-голубыми глазками и облачком мягких янтарно-золотистых кудряшек. Сильвия украдкой заглянула в детскую узнать, проснулась ли Рэйчел. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что та сумела перелезть через бортик кровати, добраться до столика, где лежало чистое белье, и взять свежие ползунки. В тот момент девочка как раз занималась тем, что пыталась натянуть их на мокрые ползунки и прорезиненные трусики, которые ей никак не удавалось стянуть с лодыжек.
Сильвия бросилась ей на выручку, но Рэйчел своими малюсенькими ручонками весьма решительно оттолкнула ее, заявив на удивление ясным и даже взрослым голосом: «Нет, мама, я сама».
С того раза эти слова стали постоянным рефреном. Вот пятилетняя Рэйчел сидит на своем первом двухколесном велосипеде и требует, чтобы Джеральд убрал руки с руля… Вот она впервые идет в детский сад в Дальтоне и настаивает, чтобы мама оставила ее на пороге, а дальше — «я сама». Воспоминания, воспоминания… Словно старые фото в семейном альбоме.
«А не завидую ли я ей?» — спросила себя Сильвия. Казалось, Рэйчел всегда твердо знала, чего она хочет от жизни и как этого добиться. А какой бы могла стать ее, Сильвии, собственная жизнь, не выйди она замуж за Джеральда. Боже сохрани, меньше всего она сожалела о своем замужестве. Ни разу за все эти годы! Джеральда она просто обожала. Ее жизнь с ним была чудесной. Скольких драконов она должна была бы задушить своими руками, не будь рядом с ней этого охранявшего ее безопасность человека? Какое мужество ей потребовалось бы! А сколько других ее талантов остались бы невостребованными?
Да, выдавались порой такие минуты — не часто, но все-таки выдавались, — когда она мечтала о том, чтобы быть независимой. Сидеть в каком-нибудь офисе, за таким вот столом, как этот, а кругом телефоны, ее рвут на части: всех интересует ее мнение по тому или иному вопросу, все хотят услышать ее совет. Ее собственный, а не просто жены Джеральда Розенталя. Женщины, которая сама всего добилась, которая подписывает чеки собственным именем.
И тут Сильвия в отчаянии сникает:
«Да кто я такая, чтобы хотеть большего, чем имею? У меня есть все, что только душе угодно. Больше, чем я заслужила. Самый лучший в мире муж — вот кто такой Джеральд. Он окружил меня роскошью, о какой только можно мечтать. А какая у меня дочь! Пусть упрямая, но зато по-настоящему любящая…»
Да будь Рэйчел частью ее собственной плоти, она все равно не могла бы любить ее больше, чем любит сейчас. Стоит той выйти из дому, как она начинает за нее тревожиться. Как хочется ей, чтобы дочери досталось в жизни все… все самое лучшее. Хотелось ей и другого — вернуть Рэйчел то, что она у нее отняла. Ее сестер, рожденных от той же матери! Но, увы, сделать этого она никогда не сможет. Никогда.
Сильвия положила нож на стол. Еще одно — последнее — желание. Ей необходимо заполнить зияющую пустоту в душе, где гуляет черный ветер, причиняющий постоянную боль.
«Я должна обнять ее. Всего один только раз. Моего ребенка. Того, кто целых девять месяцев жил во мне. Мою дочь! Мою плоть. О Господь, дай мне обвить руками ее шею. Поцеловать ее. Нет такой жертвы, на которую я бы не пошла ради этого!»
Но этому, она знала, не бывать. Она и так, вероятно, слишком рисковала, когда наняла частного детектива, который сумел выяснить, где ее дочь живет. А в результате? Только прибавилось новых душевных мук! Доминик Сантини, глава семейства, как выяснилось, погиб. Роза живет с двумя сестрами и бабушкой, которая едва-едва сводит концы с концами — и то благодаря пособию, потому что ее пенсии не хватает на жизнь.